Разрешенная фантастика – 2. Андрей Арсланович Мансуров

только одно: вряд ли есть что-то могущественней тенёт, в которые его только что старались…

      А он…

      И ещё грыз, разъедая сознание неумолимой гнилью, вопрос: а, может, не стоило убегать? Может, он, козёл этакий, упустил свой единственный шанс на подлинное Счастье?.. И – всё, что негласно обещали ржущие сейчас, наверное, так, что антенны трясутся, зелёненькие человечки – у него бы было…

      Со всё понимающей, и никогда не устраивающей скандалов, сексапильнейшей женой. С любящими и не шалящими детишками: которые – «Все – в него!» Которых можно учить, баловать и с которыми можно возиться, пока не… Подрастут?

      А подрастут ли они тут?!

      Семья, где всё «спроектировано» и идеально подогнано именно под него…

      Кто знает – может, он и не заскучал бы с ними никогда?!..

      И никогда не появилось бы мыслей разрубить эту, растворяющую его Индивидуальность, и перелицовывающую «я хочу» – в «я должен», петлю, единственным возможным способом – застрелившись?.. (Или пушку – отобрали бы?..)

      О-ох… Мчась по коридору, всё дальше от затихающих вдали криков и детского плача, он и сам поминутно протирал глаза. Влага, стекая по щекам, и уже колючему от пробившейся щетины подбородку, так и падала на пол, оставляя отлично заметный след. Если бы кто пустил за ним собак…

      От этого окружающее белое пространство, в котором и так плохо было всё видно, становилось ещё и туманным, и расплывчатым.

      Господи! Да кончатся ли когда-нибудь его мученья?! Его мытарства по чёртову Лабиринту, ставящему теперь, когда он почти до предела измотан и нравственно и физически, столь сложные задания?!..

      С содроганием он думал, что же может быть следующим Этапом испытаний?

      И – сможет ли он добраться до этого, и пройти так, чтоб не затронуло ни жены, ни детей?.. (Тьфу ты! Вот он и почти попался на этот крючок! Но он не вернётся!.. Трезвый наблюдатель где-то там, в уголке сознания, похихикивал себе в усы: скоро дядя Бишоп придёт в норму. И будет злиться сам на себя… А потом – и посмеётся. Ну а пока – надо бежать!)

      За следующим углом оказалась его Мать.

      И то, что она уже девять лет как скончалась от рака, нисколько укола в сердце не ослабило!

      Однако инстинктивно куда более сильное желание – повиноваться приказу крошечного наблюдателя – здравого рассудка! – заставило его вихрем промчаться мимо трогательно распахнутых объятий!

      Хотя желание прижаться к родному мягкому и привычно-заботливому телу было почти непреодолимым! Ведь именно там, во всепонимающих и успокаивающих, помогающих зарубцеваться любым душевным ранам и обидам, материнских объятиях, он и находил успокоение, когда, случалось, его и лупили в школе, или учителя придирались, или, или… Да мало ли!..

      Но с матерью оказалось легче – после «жены и детей» – явный перебор!

      А он – тот ещё Колобок!

      «Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл… А от тебя, порождение вражеского хитро…опого Разума, и подавно…»

      Не уйти ему только от этого, глубоко сидящего в мозгу, циничного и прагматичного