Тайна Святого Арсения. Иван Корсак

ей взойти на трон, и тогда еще охотнее трон тот обеими руками будут удерживать…

         Что? Мысль бежала за мыслью, как водяной поток на речную мельницу, это мельничное колесо крутилось, вертелось, и нет ему удержу…

         9

         …Суд, наконец, подошел к концу и среди настороженной тишины прозвучали слова приговора.

         "Бывший митр. Ростовский Арсений, превратно поняв и толкуя вознамеренное ныне полезнейшее распределение церковного имения, безрассудную дерзость имел учинить, о том Св. Пр. Синоду некоторые письменные в крайне укорительных и злословных выражениях представления, пренебрегши то, чем он долженствовал сему высокому Духовному Собранию, в котором Ее Император. Величество президентом быть изволит.

         Св. Прав. Синод признал его за такое верховной власти и указам противящееся, да и самое Величество оскорбляющее, преступление не токмо ареста, но и суда достойным. Тем паче, что он еще при том в подкрепление упомянутых своих злостью и ядом оскорбления Величества (не токмо всевысочайшей Ее Величества особы, как президента Синода, но и как своей самодержавной Государыни) наполненных представлений, Св. Писание и Предание св. отец превратно же и ухищренно толковать отважился".

         Слова приговора уже не поднимались в высь, они шелестели выцветшими прошлогодними листьями, которые перезимовали под снегами до весенней поры, но за тем шелестом Арсению четко слышался истинный, безжалостный и грозный смысл: суд духовный отдает его суду светскому, криминальному. А тот уже сам определит виновность и наказание преступнику…

         Императрица Екатерина взвешивала на своих мнимых весах мысль каждого из влиятельных придворных, крутила и переворачивала ту мысль, словно горячую картофелину в горстях, она просто не имела права на ошибку, на поражение. Она имела право лишь на победу.

         А между тем среди люда московского ширился тревожный гул: где настороженно, а где и не очень, толковали, что жадные на церковное добро придворные подбивают императрицу на греховные дела. Спешно в "Московских ведомостях" было объявлено, что "протесты Ростовского архиерея, от начала до конца исполнены ядом оскорбления Величества", но писаному этому людность не верила до конца.

         Нет, она победит, но в глазах той смуты человеческой должна остаться милосердной христианкой, доброй и сердечной, милостиво смягчающей синодский синодальный приговор.

         "По сентенции сей сан митрополита и священника снять, а если правила святые и другие церковные узаконения дозволяют, то для удобнейшего покаяния преступнику, по старости его лет, монашества только чин оставить, от гражданского же суда и истязания мы, по человеколюбию, его освобождаем, повелевая нашему синоду послать его в отдаленный монастырь под смотрение разумного начальника с таким определением, чтобы там невозможно было ему развращать ни письменно, ни словесно слабых и простых людей".

         Таким было окончательное слово императрицы – Бог свидетель,