Не хочу быть полководцем. Валерий Елманов

меня от Петряя. Еще одним доказательством этого была и перевязь на моей руке. Тряпица чистенькая, ладненькая, а разве стали бы так возиться с татем? Да никогда. Вон взять того же Петряя. Что-то я не вижу на нем повязок. Хотя нет – это не доказательство. Скорее всего, он цел и невредим, вот и нечего перевязывать. Погоди, а как же рана? Я ведь успел его… или нет? Ну тогда…

      Так ничего и не решив, я вновь погрузился в сон.

      Мое третье пробуждение получилось невольным. Дверь сарая пронзительно взвизгнула, решительно прерывая сладкий сон, где я вновь был с Машей и даже целовал ее, и в проеме, ярко освещенные солнечными лучами, возникли две широкоплечие фигуры.

      – Которого? – пробасил один.

      – Корявого, – указал на Петряя второй.

      – А тот? – Первый небрежно ткнул пальцем в мою сторону.

      – Сказывали, пущай в себя придет, тогда уж и…

      Они молча двинулись к «корявому», который, проснувшись от их голосов, как-то неловко завозился, зашуршал, тоненько завопив:

      – Не-эт! Я ж все сказал! На что я вам?! Пошто передых не даете?! Вон длинного возьмите!

      – Не лги, – почти ласково произнес второй, пока первый взваливал себе на плечо хлипкое и податливое, как куль с зерном, тело липового проводника с безвольно свешивающимися руками. – Лгать грешно. Вчерась, когда Дмитрия Ивановича отпевали, тебя тож никто не трогал. А за того не боись. Очнется – и до него очередь дойдет.

      Петряй, морщась, изогнул голову в мою сторону и истошно заорал:

      – Вона же он буркалами-то хлопает! Раз зенки открылися, стало быть, пришел в память. Хватайте его!

      – Ишь расшумелся. Тоже мне воевода сыскался, – усмехнулся второй. – Середь татей своих голос подавай, а тут мы хозяева. – Но ко мне подошел, посмотрел и бесцеремонно пнул ногой в бок. – И впрямь очнулся, – весело заметил он. – Говорить-то смогёшь? – И снова пнул в бок, поторапливая с ответом.

      – Пока могу, – отозвался я, тут же предупредив: – А еще раз пнешь, уже не смогу.

      – А он шутник, – восхитился второй.

      – Так что, его тоже ташшить? – лениво поинтересовался первый.

      – Погодим. Допрежь того обскажем все Никите Данилычу, а уж там пущай он и решит, ныне его терзать али до завтрева подождет. Тебе как сподручнее-то? – полюбопытствовал второй, занес ногу для удара, но бить не стал – не иначе как принял мое предупреждение всерьез.

      – Да мне и до следующего лета терпит, – независимо заявил я.

      – Точно шутник, – уважительно констатировал второй без тени улыбки на лице. – Ладно, лежи покамест.

      Они вышли. Итак, время для раздумий дано. Скрывать мне нечего и особо выдумывать тоже.

      Константин-фрязин. На Руси с весны. Ехал с Москвы в Кострому по торговым делам. Подтвердить может купец Пров Титыч. Далее сюда. Зачем? А действительно, зачем? Тут с правдой можно и влететь по самое не хочу, потому что, если сыск ведут сами Годуновы, это одно. Тогда можно смело говорить и о грамотке, и о младшем Висковатом. А вот если допрашивать будет губной староста – тут надо