Я – убийца. Фридрих Незнанский

зимой, а сани летом, — резонно заметила жена и положила трубку.

      — А что говорила, о чем — ничего не понятно! — Антоненко пожал плечами, собрал бумаги со стола, аккуратно перевязал папки, сложил в сейф и запер.

      На улице светило ласковое солнышко, суетливые и беззаботные прохожие сновали по улицам, разглядывали что-то в витринах ларьков и киосков. Столичные жители покупали, продавали. Кто-то из простых обывателей неудержимо приближался к преступлению, злоумышленники и их жертвы, они сходились навстречу друг другу, а кто-то счастливым случаем уже обречен избегнуть печальной роли жертвы. У каждого своя судьба.

      Судьба же Бориса Антоненко непреодолимо влекла его по двум параллельным направлениям. Первым номером шел матерый человечище актер Миша с его злосчастной трехкомнатной квартирой, так невыносимо изобилующей чересчур заботливыми старушенциями. Соблазнительность этого варианта заключалась в географическом расположении квартиры. Престижный центр все-таки. А это что-то значит.

      Не раздумывая долго, Борис подошел к телефону-автомату и, заглянув в блокнот, набрал номер:

      — Алло, — отозвался хриплый мужской голос.

      — Михаил, это вас беспокоит Борис Антоненко.

      — Какая еще Антонина? — Михаил на другом конце провода явно обрадовался, звонко икнул и приготовился к долгому и приятному разговору, прислонился могучим плечом к ободранным обоям. Чтобы не качаться. И не потерять нить…

      — Мойша! — закричали ему из комнаты. — Ты че, охлебел? Хорош базлать! Надо дело делать. Пока старухи не причапали. Мы уже разлили! По холодненькой.

      — Ты будешь или пропускаешь? — взвизгнул голос, когда-то бывший женским.

      — Я эту высоту пропускаю! — закрыв трубку ладонью, прокричал Михаил товарищам. И снова вернулся к прерванному любезному разговору: — А вы, милая Тоня, знаете меня как артиста по театральной сцене, по мировому экрану или… по жизни? Как прекрасного человека? Большой души…

      Следователь Антоненко без труда догадался, что сегодня ехать в этом направлении бесполезно.

      — Я вас знаю как человека громадного таланта и невыносимого сердца! Вы меня, конечно, не помните, — противным женским голоском прохихикал он в трубку, — а я вас люблю. Михаил! Всю мою жизнь я повторяю ваше имя! И так страстно! Я жить без вас не могу. А вы… Вы меня позабыли, недостойный! Так прощайте, неверный! Прощайте, негодяй! — Слово «негодяй» было произнесено собственным обычным голосом. И Борис, не дожидаясь слез раскаяния, повесил трубку.

      Пусть пьянь помучается. Будет часа два соображать, кто это и почему? Пусть полистает старые записные книжки.

      Борис достал свою квартирный блокнот:

      — Так-с, — среди десятков адресов и множества цветных пометок он выбрал то, что нужно, — вот и мы…

      Он набрал номер. Гудки.

      — Зоя на проводе, — проворковал милый голосок.

      — Это я, Борис. К тебе можно заехать?

      — Жду.

      — Целую, — Борис чмокнул в трубку.

      Зоя недавно появилась в его бурной жизни, и произошло это совершенно случайно. При очередном