Я – убийца. Фридрих Незнанский

подумал про себя пленник, мы им все после войны восстановили, лучшие в Союзе дороги сделали, пока вся Россия в развалинах лежала, а он, пидор, сюда намылился за сраного дедушку мстить, который мельницу при русских потерял. Но глаза, глаза надо прятать, не встречаться с ним взглядами.

      Из дома стали выходить люди. Обряд исполнен.

      Старший скомандовал, и их вывели на улицу. Все направились к выходу из селения. По дороге открывались другие ворота. На улицу выталкивали таких же опухших от побоев. Все очень походило на кадры хроники полувековой давности. И тусклый рассветный свет. И сгорбленные фигуры в разношерстной одежонке. Только здесь никто не строил их в колонну, не отдавал приказов — все было понятно и без слов.

      Сзади взревел мотором ГАЗ. Они посторонились и пропустили машину вперед, так что, когда подошли к лощине, машина с откинутым бортом стояла уже там, а на земле, сбившись в кучку, сидели пятеро.

      Контрактники, понял пленник. Поняли это и все остальные, согнанные сюда со всего селения. Поняли, и, может быть, большинство даже не содрогнулось. Наоборот, отлегло. В ком-то, возможно, закипела кровь, но молчали. Знали — теперь не их черед. Теперь черед привезенных.

      Отдельной толпой стояли жители селения. Пленник заметил тут и своих хозяев. Вполне мирные люди. Любой бы так посчитал. Но четверо сыновей из этого дома ушли на войну, и то, чем они там занимались, не составляло для пленника секрета — убивали.

      И снова вперед вышел старший. Контрактникам приказали подняться. Расстегнуть воротники. Прибалт прошел, осматривая каждого на предмет нательного крестика. Если находил, срывал и кидал на землю.

      Прикатили колоду.

      Никто не предлагал пленным изменить присяге и встать под другие знамена. Все совершалось в полной тишине. Старшему подали тонкую ученическую тетрадь с именами контрактников. Он зачитал имена, общую вину и меру наказания — смерть. В другом исходе никто не сомневался. Только тогда по толпе сельчан прошла волна движения. Старики стояли молча, как и подобает, зато многие женщины закричали что-то гневно. Распаляя себя и заводя толпу, одна из них выскочила вперед и рванула на груди кофточку. Посыпались пуговицы.

      Да ведь это родственница наших хозяев, узнал ее пленник, точно. Она пришла в селение две недели назад. По обрывкам фраз он тогда догадался, что ее дом сгорел при штурме. Пленник не знал, были ли у нее дети и что с ними стало, но все эти дни, что она прожила наверху, ни разу не посмотрела в их сторону, даже тогда, когда он, выполняя работу по дому, таскал воду из колодца.

      Надо же, тихоня, со злобой подумал он, эта сейчас что-нибудь выкинет. Он уже второй раз присутствовал при казни устрашения и знал, что может произойти с женщинами, если они себя заведут.

      — Выше подбородки, сволочи! — выпендривался прибалт. — Глаза не опускать! Смотреть, свини!

      Пленник знал, что такая команда неизбежно прозвучит. Кто присутствовал впервые, силился оторвать взгляд от носков собственных ботинок и взглянуть в глаза стоящим рядом с ГАЗ-66 и