Пригоршня вечности. Константин Бояндин

супруга, Анвес, посвятила себя воспитанию необычного ребёнка. Ни меха, которым он частично был покрыт, ни длинных клыков, ничего не замечала она: двое сыновей погибли, защищая город от пиратов, и неожиданный дар провидения вернул её к жизни.

      Невелик город Анлавен. Некогда был он знаменитым портом, через который шли многие морские караваны. Но вот уже четыре сотни лет, как почти не осталось судов – иные средства путешествия употребляются на Ралионе и далеко не всем пошло это на пользу.

      Соседство с древним подземным городом, разрушенным однажды извержением вулкана, также не добавляло Анлавену доброй славы. Немало искателей приключений сгинуло, пытаясь добраться до легендарных подземных сокровищ, и вскоре поток желающих сильно уменьшился.

      Одним словом, стал Анлавен из метрополии провинцией. Хотя и не впал в запустение, не пришёл полностью в упадок, но таяло его население, разъезжались люди. Кто – на соседние острова Архипелага, кто – вовсе на Большую Землю. А с нечеловеческими народами у людей издавна отношения не самые добрые.

      Долго сидел в тот вечер Унхар, раздумывая над словом «судьба». Любят боги облекать свою волю в туманные фразы. Виделось ему великое полотно, что ткёт Интуар, не смертный и не бог. Сотни, миллионы нитей переплетаются под его чуткими пальцами и сходит с золотого станка серн, полотно, взглянув на которое всякий сможет сказать, что ждёт каждую отдельную ниточку – каждую смертную или бессмертную жизнь. Сможет, если допустит к себе Ткач. Ибо существует он вне стихий, которыми повелевают боги, вне страстей, которыми боги являются, вне времени, вне всего. Лишь два-три божества, которым подвластно время, могут иногда уговорить вечно занятого Интуара позволить им взглянуть на серн.

      Тянется сернхе, причудливая нить жизни разумного существа, меняясь от перевоплощения к перевоплощению. Изредка теряется она совсем, когда суждено существу исчезнуть навсегда, и иногда новые нити вплетаются в серн – те, у которых не было ещё перевоплощений. Незримы такие нити для богов и много удивительного доступно живущим в первый раз, – если, конечно, осознают они себя.

      Чаще всего не успевают они постичь свою суть и втягиваются, как и все, в изобилующий страданиями и радостями круговорот.

* * *

      …Он вполз в неожиданно просторную пещеру, освещённую зыбкой фосфоресценцией стен. Лишь несколько секунд спустя глаза Нламинера привыкли и он увидел груду костей и черепов, аккуратно собранную у одной из стен. Над останками слабо светилась руна Нааты, божества смерти и перерождений. Несколько толстых поленьев лежало у противоположной стены; посреди чернело пятно давно не зажигавшегося костра.

      Нламинер поднял руку ладонью вверх и прикрыл глаза. Когда он вновь открыл их, новый свет наполнял пещеру, смывая нависшие тени и оживляя полутьму красками. Прямо перед ним воздух задрожал и сгустился в низенькую фигуру. Шарик света, который Нламинер подвесил над собой, вздрогнул и поднялся к потолку пещеры. В узком отверстии, что служило, видимо, дымоходом, тихонько шелестел и стонал ветер.

      Нламинер