Крутой маршрут. Хроника времен культа личности. Евгения Гинзбург

Я дышу полной грудью, но почему-то не чувствую облегчения. Сердце колет.

      – Подъем! – лязгает железное чудовище.

      Открываю глаза и первым делом вижу закрытую на ключ форточку. Любопытные длинноносые вороны, сидящие на щите, заглядывают в нее, свесив головы набок.

      Глава сорок вторая

      Пожар в тюрьме

      – Что это ты раскашлялась? – спросила меня Юля.

      – А ты?

      – Ну, у меня-то плеврит…

      Я уже давно поняла, что едкая, вызывающая кашель щекотка в горле связана с запахом гари, все более отчетливо проникающим в камеру. Поняла, но молчу. Юлька и так после карцера совсем серая стала, землистая. Что ее зря пугать! Еще может быть случайность. Что-нибудь пригорело на кухне? Впрочем, нет. В этом корпусе кухни, кажется, нет! Еду привозят на тележках откуда-то извне.

      Мы кашляем все чаще, но продолжаем читать. Однако и читать становится труднее. Глаза слезятся и застилаются туманом. Потом мы слышим топот многих ног над головой. Бегут по крыше. Шипящие звуки воды, струящейся из шлангов. По коридору тоже бегут. Даже переговариваются громким шепотом.

      И наконец – тоненький стук в стенку. Это Оля Орловская, соседка. Она выстукивает то самое слово, которое мы с Юлей не решаемся сказать друг другу.

      – По-жар… П-о-ж-а-р…

      – Должен вывести, – говорю я, отвечая на молчаливый вопрос, так и прыгающий из округлившихся Юлькиных глаз. – Удушение заключенных в камерах вроде не входит в их планы. По крайней мере, единовременное.

      Через несколько минут камера наполнена едким черным дымом настолько, что становится почти невозможно дышать.

      – Я позвоню! – решает Юля. – Пусть хоть форточку откроют, сволочи!

      И она надавливает кнопку безмолвного звонка, которым разрешается пользоваться только в самых исключительных случаях. Когда надавливаешь эту кнопку, в коридоре, у столика дежурного, зажигается номер камеры.

      Через некоторое время отрывисто лязгает дверная форточка и в нее просовывается тонкогубая прыщавая физиономия Вурма.

      – Чего вам? – злобным шепотом спрашивает он.

      – Хоть форточку откройте… Ведь задыхаемся, – просит Юля.

      Он стремительно захлопывает железное оконце, едва не угодив Юльке в лицо. Уже из-за закрытой дверки доносится его свистящий ответ:

      – Откроют, если надо будет.

      Паника вокруг нас усиливается. Топот солдатских сапог по крыше становится громче. Из коридора доносятся теперь уже не только шепоты, но и какие-то неопределенные выкрики. И главное – нарушилась могильная тишина камер. Некоторые заключенные, очевидно отчаявшись дозваться кого-нибудь при помощи безмолвных звонков, начали стучать в двери.

      Ольга Орловская выстукивает нам почти открыто. Сейчас надзирателям не до подслушивания. Считываем со стены:

      – Похоже… они решили… оставить в камерах… Задохнемся…

      – Полкило