Хирург. Юлий Крелин

раз за все время помешал. Вы ж всегда мной недовольны, по любому поводу.

      – Ну и говорлив ты сегодня. У тебя ж тяжелые больные.

      В рентгеновском кабинете травматолог Василий Николаевич пытается удержать у экрана пьяного. Тот все время заваливается.

      – Евгений Львович, рентгенолога нет. Посмотри его под экраном. Нет ли воздуха и крови в плевральной полости. А я его подержу пока.

      – Давай. Да это ж наш дворник. Алле, милый, ну подержись немного. Вот черт, заблевал всего. И себя. Фу, нажрался как. Дайте мне полотенце. Хоть вытру его немного. Вот так. Ну, ставь его. И к темноте уже немного привык. Что, тяжелый? Удержишь?

      – Удержу. С утра уже набираются.

      – Вася, поедем со мной сегодня в контору насчет оборудования говорить.

      – Поедем. Ну как, видно?

      – Видно. Постой, постой. Куда вы оба делись?

      – Сползает он. Ну, совсем не держится.

      – Да у него вроде ничего нет. Брось его. Встань сам. У тебя что-то есть.

      – Куда ж я его брошу?

      – Куда хочешь. Пусть полежит на полу. Без тебя бы он лежал где угодно.

      – Потом, Жень, посмотрим. Давай с ним закончим.

      – Да он же шел на то, чтоб лежать где угодно. Я шучу. Я успел разглядеть – нет у него ничего. А вот у тебя что-то есть.

      – Ну, смотри. Что там? Опухоль?

      – Хватит шутить. Действительно, какая-то тень. Надо бы исследоваться.

      – Опухоль, наверное, у меня, опухоль, Женя.

      – Но маленькая, краевая, периферическая. Типа кисты.

      – Ничего, Женя, сделаем операцию, и все будет в ажуре.

      – Чего ты зубоскалишь? Сделай хотя бы кровь себе.

      – Да ты не волнуйся. Это у меня с детства. Ранение было в детстве, в войну, а потом – вот такое заживление. Это рубец такой. Меня уже тысячу раз хватали с этим. А что с больным делать будем?

      – А что хочешь. Обтереть немного надо, а потом протрезвеет маненько, тогда послушаем. Наверное, можно и домой отпустить будет. Передай его дежурным. Нам уже через два часа ехать надо.

      Мишкин поднялся в послеоперационную палату. Около больного сидит девочка, сестра анестезист, и равномерно, раз так восемнадцать – двадцать в минуту, сжимает и отпускает мяч дыхательного аппарата.

      – Давно сидишь так?

      – Часа полтора.

      – Ну и как он?

      – Все хорошо, Евгений Львович.

      – Хм. Хорошо. Устала, наверное?

      – Немножко. Давно не меняли что-то.

      – Сейчас я тебя сменю. – Он отключил аппарат. – Можешь перестать дышать сейчас.

      – Я вижу, что сейчас можно перестать дышать.

      – Вижу. Действительно устала. Да ты не обижайся. Давай отсосем из трахеи.

      – Я не обижаюсь. С чего, на кого? Давайте отсосем.

      Они накапали жидкость в отверстие трахеи. Затарахтел мотор отсоса. Трубочкой стали отсасывать из трахеи.

      – Смотри, сколько там всего. Каждые полчаса надо так делать. Сразу и легче должно стать. Ну как, легче сейчас? – почему-то почти на крике обратился он к больному.

      Больной кивнул головой, вернее, шевельнул головой и верхними веками. Сказать ничего не может: трахеостомия – голосовые