Китайский проезд. Эдуард Тополь

Но стоило им подналечь и оторвать колеса машины от дюралевых панелей пола «Боинга», как «порше» взревел сиреной.

      – Эй, идиоты! Подождите! – закричал им из машины Винсент. И повернулся к Робину: – Смотри, что эти бляди делают!

      Робин достал из кармана ключи от «порше», нажатием кнопки на брелке выключил сирену и, выйдя из машины, взбежал по сходне в грузовой отсек самолета, жестом отстранил русских от своей «черепашки». Затем сел в кабину, включил двигатель и тягу центрового домкрата, развернул на этом домкрате «порше» на 90 градусов, опустил на колеса и на глазах изумленных русских грузчиков съехал по сходням на землю.

      – Ни хера себе! – сказали русские грузчики. – Ебаный американец!

      – What did they say? (Что они сказали?) – подозрительно спросил Винсент у Александры.

      – Oh, nothing! (О, ничего!) – ответила она. – Они говорят: какая прекрасная американская машина.

      Робин посмотрел на нее и усмехнулся: он понял, что сказали русские грузчики, ведь это и был «The Real Russian Tolstoy Never Used».

      7

      А на следующий день в Москве, как по заказу, установилась замечательная солнечная погода с легким и даже приятным морозцем. Юрий Болотников и Георгий Брух наперебой демонстрировали гостям российскую столицу. Они возили их на Воробьевы горы… по Новому и Старому Арбату… по Тверской… Водили по царским хоромам в Кремлевском дворце… Кормили в «Царской охоте», в ресторане Дома писателей и в китайской «Пенте»… Хвастались «Макдоналдсом» на Тверской и своими офисами на Манежной площади и на Ильинке… Предложили под «Рос-Ам сэйф уэй» двухэтажный особняк на Пречистенке, бывший Дом политпросвещения работников мукомольной промышленности – с большим залом, деревянной пристройкой и удобным двором для сооружения мастерских и гаража… И поселили напротив Кремля, в лучшем московском отеле «Националь», в «люксе» на пятом этаже рядом с плавательным бассейном и гимнастическим залом…

      Винсент цвел и каждый вечер звонил жене в Лос-Анджелес, рассказывал об этом королевском приеме. Жена у него была из обнищавшего флорентийского графского рода и презирала себя за брак с этим сицилийским «парвеню», а Винсент всю жизнь старался успехами в бизнесе компенсировать в ее глазах свое плебейское происхождение и то физическое охлаждение, которое установилось меж ними давным-давно, сразу после рождения их третьего сына, и оба они знали почему: три беременности прибавили Корделии сто сорок паундов, которые она поленилась сбросить. «Ради чего? – говорила она. – Чтобы родить еще одного бандита? Боже мой, на кого я потратила свою молодость! Разве ты способен обеспечить детям приличную жизнь? Отнять жизнь – вот на что ты способен! Да, ты отнял у меня жизнь! Чтоб они взорвались, все твои mafioso merdoso[1], и ты вместе с ними!» Но Винсент прощал ее, ведь она подарила ему трех сыновей, трех! А уж сделать из них адвокатов с дипломами Корнеллского университета – это дело его, Винсента, чести!..

      Тем временем Робин отходил от своих страхов перед Россией, вживался в непривычную для него роль важной персоны и привыкал

1

мафиозные ублюдки (ит.).