Сестричка. Рэймонд Чандлер

ли я пойду к вам в гости, – холодно сказала Орфамэй.

      – Я вас пока и не приглашал. Если хотите, позвоните часа в четыре. Возможно, что-то разузнаю. А может, и нет.

      Орфамэй поднялась.

      – Надеюсь, мать не сочтет мой поступок дурным, – сказала она, почесывая губу ногтем без маникюра. – Я имею в виду мой приход сюда.

      – Только не рассказывайте мне, чего не одобряет ваша мать, – сказал я. – Просто опускайте эти подробности.

      – Ну знаете ли!

      – И перестаньте говорить «Ну знаете ли!».

      – Мне кажется, вы очень неприятный человек, – сказала она.

      – Нет, вам этого не кажется. Вы находите меня очень симпатичным. А я нахожу вас очаровательной лгунишкой. Неужели вы думаете, что я берусь за это дело ради двадцати долларов?

      Орфамэй обратила на меня немигающий, неожиданно холодный взгляд.

      – Тогда почему? – И, не получив ответа, добавила: – Потому что на дворе весна?

      Я опять промолчал. Она слегка покраснела. Потом хихикнула.

      У меня не хватило духу сказать, что я просто устал от безделья. Может, какую-то роль сыграла тут и весна. И кое-что в ее глазах, гораздо более древнее, чем Манхэттен, штат Канзас.

      – Я нахожу вас очень славным, право же, – негромко сказала Орфамэй.

      Потом быстро повернулась и чуть ли не бегом бросилась из кабинета. В коридоре ее ноги издавали легкий, резкий, отрывистый стук: так стучит, наверное, по столу ее мать, когда отец тянется за вторым куском пирога. А у отца больше нет денег. Нет ничего. Он сидит в кресле-качалке на веранде в Манхэттене, штат Канзас, держа во рту пустую трубку. Раскачивается легко, спокойно, так как после удара нужно ко всему относиться легко, спокойно. И ждать следующего. С пустой трубкой во рту. Без табака. Ничего не делать и ждать.

      Я положил двадцать заработанных тяжким трудом долларов Орфамэй Квест в конверт, написал на нем ее имя и бросил в ящик стола. Выходить на улицу с такой большой суммой в кармане не хотелось.

3

      Можно долгое время знать Бэй-Сити, не зная Айдахо-стрит. И многое знать об Айдахо-стрит, ничего не зная о доме номер 449. Площадка перед ним неравномерно вымощена булыжником. К потрескавшемуся тротуару на другой стороне улицы примыкает покосившийся забор лесосклада. Чуть подальше ржавые рельсы подходят к высоким, скрепленным цепями деревянным воротам, похоже не открывавшимся лет двадцать. Ворота и забор мальчишки исписали и разрисовали мелом.

      На низкой некрашеной веранде дома в беспорядке праздно стояло пять деревянных и тростниковых кресел-качалок, скрепленных проволокой и влагой океанского воздуха. Зеленые потрескавшиеся жалюзи нижних окон были опущены на две трети. У парадной двери красовалось печатное объявление «Свободных мест нет». Висело оно, видимо, уже давно, так как выгорело и было засижено мухами. За дверью тянулся длинный коридор, из него наверх вела лестница длиной в треть коридора. Справа от двери находилась узкая полка с подвешенным на цепочке карандашом. Там же была пуговка звонка, а над ней приколотая тремя разными кнопками черно-желтая бумажная табличка «Управляющий».