Сестричка. Рэймонд Чандлер

я, – я вовсе не думаю, что он украл бумажник. Возможно, его сшибла машина, и он потерял память или же слишком плох и не в состоянии говорить.

      Орфамэй спокойно посмотрела на меня:

      – Случись с ним такое, мы бы узнали. У каждого в кармане есть что-то, по чему можно установить личность.

      – Иногда остаются только пустые карманы.

      – Вы хотите напугать меня, мистер Марлоу?

      – Если и так, то получается это у меня плохо. Так что же, по-вашему, с ним могло случиться?

      Орфамэй поднесла тонкий указательный палец к губам и осторожно коснулась его кончиком языка.

      – Если б я знала, что думать, то, наверное, не пришла бы к вам. Сколько вы запросите, чтобы отыскать его?

      Я ответил не сразу:

      – Имеется в виду, что я должен отыскать его один, ничего никому не говоря?

      – Да. Ничего никому не говоря.

      – Угу. Трудно сказать. Я назвал вам свои расценки.

      Она сложила руки на краю стола и крепко стиснула их. Таких бессмысленных жестов, как у нее, мне почти никогда еще не приходилось видеть.

      – Я думаю, раз вы детектив, то сможете найти его сразу же, – сказала она. – Самое большее, что я смогу израсходовать, – это двадцать долларов. Мне нужно питаться, платить за номер в отеле, покупать обратный билет на поезд, а в отелях, сами знаете, цены жутко высокие, и питаться в поезде…

      – В каком отеле вы остановились?

      – Я… я не хотела бы говорить этого, если можно.

      – Почему?

      – Не хотела бы, и все. Жутко боюсь вспыльчивости Оррина. И к тому же я всегда могу позвонить вам сама, разве не так?

      – Угу. Ну а чего вы боитесь, кроме вспыльчивости Оррина, мисс Квест?

      Трубка у меня погасла. Я зажег спичку и поднес к чашечке, не сводя глаз с клиентки.

      – А курение не очень скверная привычка? – спросила она.

      – Может быть, – ответил я. – Но за двадцать долларов я не стану от нее отказываться. И не уклоняйтесь от ответов на мои вопросы.

      – Не смейте так разговаривать со мной, – вскипела Орфамэй. – Курение – скверная привычка. Мать никогда не позволяла отцу курить в доме, даже последние два года, после того как с ним случился удар. Иногда он сидел с пустой трубкой во рту. Матери это очень не нравилось. У нас были большие долги, и мать говорила, что не может давать ему деньги на такую бессмысленную вещь, как табак. Церковь нуждалась в этих деньгах гораздо больше, чем он.

      – Кажется, начинаю понимать, – протянул я. – В такой семье, как ваша, кто-то непременно должен быть паршивой овцой.

      Орфамэй вскочила, прижав к груди свою нелепую сумочку.

      – Вы мне не нравитесь. Видимо, я не стану вас нанимать. А если намекаете, будто Оррин совершил что-то нехорошее, могу вас уверить, что паршивая овца в нашей семье вовсе не он.

      Я даже глазом не моргнул. Орфамэй развернулась, промаршировала к двери, взялась за ручку, потом повернулась снова, промаршировала обратно и вдруг расплакалась. Реагировал я на это так же, как чучело рыбы на блесну. Орфамэй достала платочек и