Сестричка. Рэймонд Чандлер

все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое-что смущает.

      – Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин – мой брат. Мне ли не знать его.

      – Долго он работал в компании «Кал-Вестерн»?

      – Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И сразу же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.

      – Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?

      – Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой, письма были для нас обеих.

      – О чем?

      – Вы хотите узнать, о чем он писал?

      – А что же еще?

      – Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих там, иногда о представлении, на котором побывал. Или о Калифорнии. И о церкви тоже.

      – А о девушках?

      – По-моему, Оррин мало интересовался девушками.

      – И все время жил на одном месте?

      Орфамэй недоуменно кивнула.

      – Когда он перестал писать?

      Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и подперла нижнюю кончиком пальца.

      – Месяца три-четыре назад, – наконец сказала она.

      – Каким числом было датировано последнее письмо?

      – Я… я не могу назвать точную дату. Пришло оно, как я сказала, три-четыре ме…

      Я прервал ее взмахом руки:

      – Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?

      – Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.

      – В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?

      Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать, потом резко потрясла головой:

      – Нет.

      – А где живет ваша сестра Лейла?

      – При чем здесь она? – вскипела Орфамэй. – Я ищу своего брата. И думала, что раз вы детектив…

      – Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.

      – Говорить так не очень-то деликатно, – заявила Орфамэй.

      – Все, что я говорю, неделикатно. Я не деликатен. По вашим меркам, деликатным может быть лишь тот, у кого под мышкой не меньше трех молитвенников. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что вы почему-то ничего не боитесь. Ни лично вы, ни ваша мать. А вам бы нужно очень бояться.

      Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.

      – Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?

      Голос ее упал до печального шепота, как у гробовщика, требующего плату вперед.

      – Насколько мне известно – ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших без вести. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не