Лето ночи. Дэн Симмонс

тому, чтобы стать писателем.

      Точнее можно было бы сказать, что единственная проблема состояла в этом, если бы… Если бы в Старой центральной не ощущалось нечто странное. Дуэйн и сам не мог понять, отчего в стенах школы его не покидает тревожное чувство. И причиной были вовсе не дети, которые там учились. И даже не директор или учителя – косные тугодумы. Нет, тут было что-то другое.

      Дуэйн прищурился в тусклом свете, раскрыл блокнот и перевернул несколько страниц, возвращаясь к той, где он описал последний день занятий в школе.

      «Другие словно не замечают, какой странный в школе запах. Или замечают, но не говорят об этом. А это запах сырости и холода, приправленный слабо ощутимым гнилостным зловонием, похожий на тот, что ощущается в морозильных камерах, где хранится мясо. Такой же запах витал у нас на ферме, когда за южным прудом умерла телка и мы с отцом не могли отыскать ее целую неделю.

      Свет в Старой центральной тоже очень странный – как в том заброшенном отеле в Дэвенпорте, который собирался купить отец, чтобы после заработать на нем целое состояние. Я ездил с ним туда и хорошо помню царивший там полумрак – такой же туманный, как воспоминания о былой славе, тусклый, словно всю его яркость поглотили тяжелые драпировки и лежащий повсюду толстый слой пыли. И запах там стоял похожий – затхлый запах безысходности и отчаяния. А еще мне запомнились блики света, падавшего из высоких окон на паркетный пол пустого бального зала того отеля, – совсем как отблески витражей над лестницами Старой центральной.

      Нет. Скорее это ощущение… Дурного предзнаменования? Зла? Слишком мелодраматично. И там и там присутствует чувство странной осведомленности. А еще звуки скребущихся за стенами крыс. Интересно, почему никто больше не говорит о крысах в Старой школе? Ведь не может быть, чтобы уважаемых людей нашего округа не тревожило, что там кишмя кишат крысы, что они вылезают отовсюду, бегают по трубам в подвале, где находятся комнаты отдыха. Помню, когда я был во втором классе и спустился однажды туда…»

      Дуэйн перевернул несколько страничек вперед – к последним записям, сделанным в то время, когда он ждал отца в парке.

      «Дейл, Лоренс (ни в коем случае не Ларри), Майк, Кевин и Джим. Как их описать? Похожи друг на друга словно горошины в стручке.

      Дейл, Лоренс, Майк, Кевин и Джим. (Почему все называют Джима „Харлен“? Кажется, даже его собственная мать. А уж она-то наверняка больше не Харлен. Взяла после развода свою старую фамилию. Кто еще разведен в Э.-Х.? Кого я знаю? Никого. Разве что дядюшка Арт… Но его первую жену я в глаза не видел, да и сам он, скорее всего, ее не помнит, потому что она была китаянкой и их брак продолжался только два дня. И случилось это за двадцать два года до моего рождения.)

      Дейл, Лоренс, Майк, Кевин и Джим.

      Как сравнить горошины в стручке?

      Стрижки.

      У Дейла прическа в классическом местном стиле – так называемый матросский ежик. Старый Фрайерс делает такую в своей шикарной парикмахерской.