Хижина дяди Тома, или Жизнь среди униженных. Гарриет Бичер-Стоу

молодая женщина в изорванном, обледенелом платье лежала в глубоком обмороке на двух составленных рядом стульях. Она была без туфель, от чулок остались одни лохмотья, из свежих ран на ступнях сочилась кровь. Черты ее лица явно говорили о принадлежности к гонимой расе, но кто мог остаться равнодушным к их скорбной, трогательной красоте! Холодная, мертвенная неподвижность этого лица заставила сенатора вздрогнуть. Он стоял молча, затаив дыхание. Его жена и единственная их черная служанка, тетушка Дина, хлопотали над несчастной женщиной, стараясь привести ее в чувство, а старик Каджо держал на коленях маленького мальчика и, сняв с него башмаки и чулки, растирал ему озябшие ноги.

      – Сердце разрывается, на нее глядя! – сказала тетушка Дина. – Видно, как попала в тепло, так сразу и сомлела. А ведь когда вошла на кухню, будто ничего была, говорит: «Нельзя ли у вас погреться?» Я только собиралась спросить, откуда они с малышом пришли, а она вдруг возьми да и упади замертво. Руки нежные, сразу видно – черной работы не знали.

      – Бедняжка! – с состраданием сказала миссис Берд, вдруг поймав на себе пустой взгляд больших темных глаз.

      И тут же выражение ужаса исказило мертвенно-бледное лицо женщины. Она приподнялась на своем ложе и крикнула:

      – Гарри! Где он… Его поймали?

      Услышав голос матери, мальчик соскочил с колен Каджо и потянулся к ней.

      – Он здесь! Он здесь! – воскликнула женщина. – Спасите нас! Спасите! – В этих словах, обращенных к миссис Берд, звучало беспредельное отчаяние. – Его отнимут у меня!

      – Не бойся, тебя здесь никто не тронет, – твердо сказала миссис Берд. – Тебе ничто не грозит.

      – Да благословит вас бог! – прошептала женщина, закрыла лицо руками и зарыдала.

      А мальчик, видя, что мать плачет, взобрался к ней на колени.

      Наконец участие и ласка., на которые мало кто был так способен, как миссис Берд, успокоили несчастную. Она легла на широкую скамью у очага, где ей наскоро постлали постель, и вскоре забылась тяжелым сном, обняв усталого, крепко спящего ребенка, ибо, как ни уговаривали ее положить мальчика отдельно, она отказалась от этого наотрез и даже во сне прижимала его к груди.

      Супруги вернулись в гостиную и почему-то не захотели возобновлять прерванный разговор. Миссис Берд взялась за свое вязанье, а мистер Берд развернул газету и сделал вид, что углубился в чтение.

      – Любопытно, кто она такая? – сказал он наконец, опустив газету.

      – Вот проснется, отойдет немножко, тогда все узнаем, – ответила миссис Берд.

      – Послушай, жена… – снова начал мистер Берд.

      – Да, милый?

      – Может, ей будет впору какое-нибудь твое платье, если его отпустить, расставить немного? Она, кажется, выше тебя?

      По губам миссис Берд скользнула улыбка, и она ответила:

      – Там будет видно.

      Снова наступило молчание, и мистер Берд снова нарушил его:

      – Послушай, жена…

      – Ну, что еще?

      – Тот теплый плащ, которым ты меня