Белые одежды. Владимир Дудинцев

пальцем не двинут…

      Шамкова вспыхнула, оглянулась на студентов.

      – Я же не… Я все-таки в аспирантуре…

      – Вы прежде всего тот, кто зовет. Кто, как вы говорите, проводит работу.

      Она с нетерпеливой досадой, громко вздохнув, схватила ручку.

      – Впереди, впереди, – сказал Федор Иванович, холодно глядя на нее. – Впереди всех. Вот так. Теперь вы получили право проводить… вашу работу.

      Окинув ее быстрым взглядом, Федор Иванович повернулся и вышел.

      В глубине коридора, ближе к кабинету кафедры, ждал его Стригалев, прислонившись к стене.

      – Да, вам, Иван Ильич, лучше туда не идти. Дело гиблое. Отцы и дети…

      Стригалев чего-то ждал. Он смотрел и как бы протягивал руки – ждал помощи.

      – Дверью не вздумайте хлопнуть, – сказал ему Федор Иванович. – Вы попали под бой. Отчасти и по моей, Иван Ильич, вине. Я постараюсь свою долю вам возместить.

      «Это большая доля, и я все возмещу», – хотел он еще сказать, но вовремя одернул себя, смолчал. Такие вещи не говорят. Просто возмещают.

      – Вам сейчас нельзя делать ошибок. Эмоций не нужно. Хорошенько обдумывайте каждый шаг, всю линию.

      – Линия давно обдумана – угрожающе, но и доверительно пробубнил Стригалев. Морщась, он потянул за шнурок, достал из-за пазухи белую бутылочку. – Линия единственная. – Он отхлебнул. – И я думаю, что меня хватит…

      – Что это у вас?..

      – Сливки. У меня же язва…

      – Ах, вот что…

      – Затесалась, черт ее… – Стригалев улыбнулся, блеснув стальными зубами.

      Они постояли молча. Федор Иванович жал ему руку, задерживал, не хотел выпускать. И Стригалев не отнимал руки, как будто хватался за последний шанс.

      «Иван Ильич! – так и рвалась из Федора Ивановича горячая клятва, и он удерживал ее. Я возмещу. Не как смогу, а как должно!..»

      Как быстро делаются некоторые дела! Через два дня утром до начала занятий во всех залах, кабинетах и лабораториях читали свежую маленькую газетку – многотиражку института. «Сорную траву с поля вон!» – прочитал Федор Иванович на второй странице крупный заголовок. Это было то самое, позавчерашнее. И подпись Шамковой стояла на первом месте… «А-а, мерзость, все-таки побоялась вымарать себя из списка», – удовлетворенно подумал Федор Иванович.

      В то же утро, зайдя в ректорат, он перелистал лежавшую на столе секретарши книжечку. Это был еще один приказ министра Кафтанова. Книжка действительно была похожа на железнодорожное расписание. «Хейфеца Натана Михайловича», – прочитал он на последней странице. Перевернул несколько страниц назад и увидел: «Стригалева Ивана Ильича». Задумался, медленно краснея. «Неужели каждому, кто в этих списках, устраивали такой римский театр?» Тут же, взяв себя в руки, спросил:

      – Когда это поступило?

      – Из Москвы? Еще в четверг, по-моему, – спокойно, мимоходом бросила Раечка, занимаясь своими бумагами. – А от Петра Леонидовича сегодня утром.

      – Значит, приказ был у него?

      Секретарша пожала плечами.

      «Задержал!»