Белые одежды. Владимир Дудинцев

сикут дии, сциентес бонум эт малюм, – сказал, кряхтя, Вонлярлярский.

      – Переведите, пожалуйста, – попросила Лена.

      – Станете яко боги – будете ведать добро и зло.

      – Это змий сказал, надо не забывать, если даже говоришь о человеке, который открыл ключ к пониманию добра и зла, – слабо улыбнулся Стригалев, показав стальные зубы. – А вы-то, Стефан Игнатьевич, что это вы парадную форму надели? Новый костюм, бантик…

      – Оделся в чистое, – сказал Вонлярлярский. – По морскому правилу.

      – Чтоб идти ко дну? – спросил профессор Хейфец, и все жиденько засмеялись.

      – Паникеры, – баском сказала Вонлярлярская.

      – Я не закончил, – проговорил академик Посошков. – Он не дурачок, но в правоте уверен железно.

      – Если не дурак – значит, у него есть какая-то сложная собственная концепция лысенковской галиматьи, – профессор покачал головой. – Значит, он раб этой доктрины. Приехал к нам помочь… Излечить от заблуждения, вернуть в лоно…

      – С христианской любовью, без кровопролития, спасительным, все исцеляющим огнем, – сказал Вонлярлярский.

      – Каяться не буду, – тихо проревел профессор. – Санбенито не надену.

      – И зря, – заметил академик, мягко сверкнув глазами. – Сейчас не пятнадцатый век.

      – Как понять? – профессор обернулся к нему. И тут все затихли. В дверь негромко стучали. Раздались четыре мерных удара. Лена взглянула на профессора, тот кивнул, и она повернула в массивной двери тяжелый старинный ключ. Вошел Федор Иванович Дежкин – явно с каким-то важным делом.

      – Легок на помине, – сказал он, оглядывая всех. – Поклон уважаемой конференции. Простите, я должен сделать заявление. Можно? Вы не приглашали на это заседание ни меня, ни моего старшего коллегу Василия Степановича Цвяха. Тем не менее, мы против своей воли оказались среди вас, хотя и без права голоса. У вас здесь перегородка… фанерная, по-моему…

      А мы там бумаги листаем, уже часа полтора. Я уполномочен сказать вам, что у нас нет дурных намерений, что пользоваться вашими промахами мы не хотим.

      – Давайте представимся, – сказал академик Посошков, поднимаясь из своего кресла, изящный, как юноша, в своем темно-брусничном костюме. – Это профессор Натан Михайлович Хейфец. Это кандидат Федор Иванович Дежкин, в прошлом наш студент. Это наш завлаб – генетик и селекционер Иван Ильич Стригалев, доцент, доктор наук…

      Громоздкий и худой, как дикарь, Стригалев распрямился, словно выбираясь из клетки, и показал стальные зубы, и что-то толкнуло Федора Ивановича. Он уже видел когда-то давно такое измятое лицо и стальные зубы у одного геолога…

      – Иван Ильич, – сказал Стригалев. – Доктор, только не утвержденный.

      – Это Леночка Блажко, кандидат…

      – Тоже не утвержденный, – отозвалась Лена с улыбкой и полупоклоном.

      – А это наши цитологи…

      И сразу поднялся навстречу новому человеку чистенький старичок с пестрым бантом на шее – вчерашний синий бегун.

      – Торквемада… –