Завещание. Джон Гришэм

уйдет еще несколько миллиардов, остальное пойдет на благотворительность.

      Так что вы понимаете, почему эти люди слетелись сюда – сияющие, ухоженные, трезвые (большинство по крайней мере). Они жаждут увидеть на экране монитора волнующее представление, ожидая и надеясь, что старый хрен сможет справиться со своей задачей. Уверен, мои дети и бывшие жены сказали нанятым ими психиатрам: «Будьте снисходительны к старику. Мы хотим, чтобы его признали здоровым».

      Если все довольны, зачем тревожиться из-за психиатров? А затем, что я собираюсь обмануть всех еще один, последний раз и намерен сделать это наилучшим образом.

      Приглашение психиатров, в сущности, моя идея, но мои дети и их адвокаты слишком туго соображают, чтобы понять это.

      Начинает Зейдель:

      – Мистер Филан, вы можете назвать день, время и место, где вы находитесь?

      Я чувствую себя первоклассником. Низко опускаю голову и размышляю так долго, что они, устав ждать, откидываются на спинки кресел и шепчут:

      – Ну же, старый мерзавец. Конечно, ты знаешь, какой сегодня день.

      – Понедельник, – тихо отвечаю я. – Понедельник, девятое декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года. Место – мой офис.

      – А время?

      – Около половины третьего дня, – отвечаю я, – у меня нет часов.

      – А где находится ваш офис?

      – Маклин, Виргиния.

      Фло наклоняется к своему микрофону:

      – Можете ли вы назвать имена и даты рождения своих детей?

      – Нет. Имена – да, но даты рождения – нет.

      – Ладно, назовите имена.

      Я делаю паузу. Еще рано демонстрировать остроту ума. Надо заставить их попотеть.

      – Трой Филан-младший, Рекс, Либбигайл, Мэри-Роуз, Джина и Рэмбл, – произношу я так, словно мне неприятна сама мысль о них.

      Фло предоставляют право продолжить:

      – Но был еще и седьмой ребенок, не так ли?

      – Так.

      – Вы помните его имя?

      – Роки.

      – А что с ним случилось?

      – Он погиб в автокатастрофе. – Я выпрямляюсь в своей инвалидной коляске, поднимаю голову и поочередно смотрю в глаза каждому врачу, демонстрируя для камер абсолютную вменяемость. Уверен, дети и бывшие жены гордятся мной, наблюдая в своих маленьких группках за происходящим по монитору. Они сжимают руки своих нынешних мужей и жен и улыбаются в ответ на жадные взгляды адвокатов – пока старый Трой справляется с экзаменом.

      Пусть мой голос звучит хрипло и глухо, пусть я, со своим сморщенным лицом, выгляжу безумцем в этом белом шелковом одеянии и зеленом тюрбане, но на вопросы-то отвечаю.

      Ну давай, давай, старина, мысленно умоляют они.

      Тишен спрашивает:

      – Каково ваше нынешнее физическое состояние?

      – Бывало и лучше.

      – Говорят, у вас злокачественная опухоль.

      Попал точно в цель, правда?

      – Я полагал, что меня обследуют на предмет психического здоровья, – говорю