Эго убийцы. Алексей Петрович Бородкин

спросил Криндер.

      Ответ последовал не сразу, но прозвучал чётко:

      – Да. Я хочу, чтобы ты его убил. – Аксаков протянул конверт. – Здесь адрес и текущая фамилия. Аванс переведён на счёт…

      Криндер спешно кивнул, давая понять, что деньги не главное.

      Из спортивной сумки Аксакова выпал мячик (зелёный теннисный), пропрыгал по кафельному полу; Криндер посмотрел в окно, за окном волновался клён.

      Сказал:

      – Логика момента требует какой-то моей реплики…

      – Неужели? – Аксаков поднял мячик. – Какой, например?

      – Например, я должен спросить, желаешь ли ты, чтобы он мучился? Или умер быстро?

      – Мне всё равно, – ответил заказчик. – На твоё усмотрение.

      "Судя по скорости ответа, – понял Криндер, – Фёдор Паренский перебрался из категории "настоящее" в категорию "прошлое"… и хорошо, и правильно. Быть посему".

      Возникли неприятные сложности с концертным графиком. Криндер функционировал в составе Губернаторского симфонического оркестра. Стоял октябрь – сезон выступлений. Проще всего было сказаться больным и потребовать неделю вакаций, однако такое оправдание унижало человеческое достоинство. Криндер соврал, что у него умер двоюродный брат. Нечто киношное ("Берегись автомобиля") присутствовало в примитивном вранье, однако сработало оно безукоризненно – пять дней дирижёр выделил без звука. Даже пожал руку, сочувственно заглядывая в глаза.

      …На последней странице партитуры у дирижера лежала записка (быть может, это враньё?): "Скрипки – слева, виолончели – справа". Дирижер заведовал симфоническим оркестром без малого пятьдесят лет; за такой период времени не мудрено забыть несущественные нюансы.

      Билеты и гостиницу Криндер забронировал на свою фамилию. Почему? Присутствовали два момента. Во-первых, риск был минимален. Криндер знал адрес, в бумажнике лежала фотография. Небольшой толчок, и (несчастный случай) Паренский попадает под машину. Или укол шилом в печень – смерть быстрая и лёгкая, а, главное, без малейших шансов обыскать убийцу.

      Во-вторых, присутствовали обоснованные сомнения: "Да или нет?.. Аксаков сказал: Федька. Не Фёдор и не господин Паренский. Сказал, что Федька дал показания. Значит сомневается. Нет, не так, сомнений нет, но остались отношения. Паренский – часть его молодости. Убив его, я уничтожу кусок Аксакова. Позднее, через год или два, это ему не понравится".

      Ночью (перед сном) наплыло предположение, что психология отношений "заказчик-заказанный" не касается киллера: "Как же не касается? Я и есть основной психолог… утрясающий конфликты".

      От вокзала до гостиницы – рукой подать. Прогулочной яхтой Криндер фланировал мимо кряжистых ясеней, отстукивал кончиком зонта по мостовой в такт шагам и казался самому себе пожилым дворянином (к слову, кое-какие породистые корни у него имелись), вернувшимся в родное гнездо после затяжных и утомительных гастролей.

      В голове вертелась мелодия… что-то старое, наполовину игривое: "Не слышны в саду даже шорохи… ах, Самара-городок неспокойная я…" – вроде этого.