Пресс-центр. Юлиан Семенов

так; слишком уж выставляют напоказ. Кому это выгодно? Поди найди; не найдешь, старина, такое становится ясным после того лишь, как закончено дело, когда оно стало историей».

      Степанов отчего-то вспомнил, как Гёте объяснял пейзажи Рубенса. Его собеседники верили, что такая красота может быть написана только с натуры, а великий немец посмеивался и пожимал плечами; такие законченные картины, возражал он, в природе не встречаются, все это плод воображения художника. Рубенс обладал феноменальной памятью, он природу носил в себе, и любая ее подробность была к услугам его кисти, только потому и возникла эта правдивость деталей и целого; нынешним художникам недостает поэтического чувствования мира…

      «Имею ли я право в данном конкретном случае с Лыско, который отчего-то – так, во всяком случае, утверждает Мари Кровс – поднял голос против дигонов, воображать возможность некой коллизии, в которой до конца не уверен, ибо не имею под рукой фактов? Наверное, нет. Я ведь не пейзаж пишу, – подумал Степанов, – я пытаюсь выстроить концепцию, отчего произошло все то, что так занимает меня, и чем дальше, тем больше».

      Он хмыкнул: ничто так не обостряет и страдания и одновременно высшие наслаждения, как активная работа ума, будь она трижды неладна; хорошо быть кабаном – пожрал, поспал, полюбил кабаниху, вот тебе и вся недолга…

      Глава 22

      14.10.83 (9 часов 05 минут)

      Инспектор Шор подвинул фрау Дорн, секретарю покойного Грацио, чашку кофе.

      – Я заварил вам покрепче… Хотите молока?

      – Нет, спасибо, я пью без молока.

      – С сахарином?

      – Мне не надо худеть, – сухо, как-то заученно ответила женщина.

      – Тогда погодите, я поищу где-нибудь сахар…

      – Не надо, инспектор, я пью горький кофе.

      – Фрау Дорн, я пригласил вас для доверительной беседы… Однако в том случае, если в ваших ответах появится то, что может помочь расследованию, я буду вынужден записать ваши слова на пленку. Я предупрежу об этом заранее. Вы согласны?

      – Да.

      – Пожалуйста, постарайтесь по возможности подробно воспроизвести ваш последний разговор с Грацио.

      Женщина открыла плоскую сумочку крокодиловой кожи («Франков триста, не меньше, – отметил Шор, – а то и четыреста»), достала сигареты, закурила; тонкие холеные пальцы ее чуть подрагивали.

      – Он позвонил мне что-то около одиннадцати и попросил срочно, первым же рейсом вылететь в Цюрих, там меня встретят, ему нужна моя помощь, прибывают люди из-за океана, беседа будет крайне важной… Вот, собственно, и все.

      – Какие люди должны были прилететь из-за океана?

      – Кажется, он упомянул «Юнайтед фрут», но я могу ошибиться.

      – Спасибо, дальше, пожалуйста…

      – Это все.

      «Это не все, – отметил Шор, – разговор-то продолжался более семи минут».

      – Как вам показался его голос?

      – Обычный голос… Его голос… Только, может быть, чуть более усталый,