Петровка, 38. Огарева, 6. Юлиан Семенов

вас спрашиваю: он или нет?

      – Как вам сказать…

      – Ладно, спасибо, – сказал Костенко, – больше ничего не надо.

      Девушка, которая выписывала в скупке чеки, оглядев всех, сразу же сказала:

      – Здесь никого нет.

      Садчиков облегченно вздохнул.

      – Спасибо, ребята, – сказал Костенко. – А тебя, Савельев надо в камеру. Лицо-то у тебя, «прямо скажем», а?

      Ленька разлепил губы и спросил:

      – Можно попить?

      – Валяй, – ответил Садчиков. – Что, п-перетрусил?

      – Нет. Теперь все равно.

      – Глупость говоришь.

      – Может быть… Только я так думаю…

      – Глупость, – повторил Садчиков. – Сиди т-тут, я сейчас.

      – Ты куда? – спросил Костенко.

      – Да так… – ответил Садчиков. – Скоро вернусь.

      Самсонов сидел у комиссара и плакал. Весь обмякший, жалкий и – это было сразу видно – тяжелобольной. Только поэтому комиссар сдерживался, чтобы не сказать ему всего того, что сказать бы следовало. «Не можете вместе жить – разойдитесь к черту! Себя мучаете и парня губите! Когда дома непорядок, дети в первую очередь гибнут. Хочешь видимость семьи сохранить, чтобы парня не травмировать, – уезжай к черту в свои леса! Наведывайся два раза в год: и жена твоя будет довольна, и дома тихо. А если она начнет здесь флирты там всякие с тити-мити, возьми парня к себе, в институт всегда успеет, а руками на стройке помахать тоже полезно. Для поэтов особенно. А так – вы грызетесь, а нам потом ребят в тюрьму сажай, да? Мы плохие, а вы хорошие и добренькие? Плачете, к сердцу нашему взываете, да? А оно у меня что, каменное, сердце-то? Или, может, нет?»

      Комиссар засопел и, не удержавшись, сказал:

      – Совести в вас ни на грош, товарищ Самсонов…

      Вошел Садчиков и стал у порога.

      – Да входите же, – досадливо поморщился комиссар.

      – Он на тех д-делах не б-был.

      – А вы сомневались?

      – Если бы я не сом-мневался, вы б меня с работы уволили, т-товарищ комиссар.

      – Тоже верно. Ну, что будем с ним делать? У парня, понимаете ли, завтра начинаются экзамены на аттестат зрелости. В восемь утра русский письменный.

      – Знаю.

      – Да. Сочинение. Парень-то с-способный, товарищ комиссар, явно с-способный…

      – Куда его будем помещать? В приемник или пока подержим у нас, в камере?

      Самсонов закрыл глаза ладонью и начал медленно раскачиваться на стуле – вперед-назад, вперед-назад…

      Садчиков сказал:

      – Я бы его отпус-стил по подписке. Вот и от-тец здесь. И чтоб без отца носу на улицу не высовывал…

      – Отец – дело, конечно, великое. Только вы давайте свяжитесь со школой. Как они на это посмотрят… Пусть письмо мне напишут… Иначе я ничего не смогу сделать. Надо мной тоже много начальников, мил душа, сами знаете…

      – Слушай, – сказал Садчиков Леньке, – мы т-тебя отпускаем до суда.

      – Что?

      – То, что с-слышишь. Отпускаем.

      – Куда?

      – В школу.

      – А после?

      – Домой. Сиди и н-носа не высовывай. После экзамена позвони – ты мне