По волнам жизни. Том 1. Всеволод Стратонов

Теперь Кононович послал меня к вам. Я обязался не уходить от вас, пока вы не дадите честного слова… Вы должны обещать, что не будете посещать университета, пока там все не успокоится.

      Цветинович просидел у меня, пока не получил этого обещания.

      Затем приходит ко мне мой товарищ Огаджанов:

      – Как, ты дал такое обещание? Как же можно было его давать!

      Спустя несколько дней, вызывают меня повесткою в инспекцию. Ведут в кабинет к Балдину. Старик смотрит на меня злыми глазами и сурово трясет головой:

      – Вы не исключены совершенно, но вам объявляется выговор! Распишитесь вот здесь в его получении…

      Расписались? Так! Теперь вот что: вам нельзя более оставаться в нашем университете! Вы пользуетесь большим влиянием среди студенчества. Это вас связывает. Легко может случиться, что, даже против своего желания, вы будете вовлечены в какую-нибудь историю. Да это с вами уже и случалось… А тогда вы будете уже немедленно исключены!

      Более того, вы будете исключены за малейшую неисправность с вашей стороны. Ну, вот вам, если хотите, пример: если у вас пуговица на сертуке окажется пришитой не по форме… Тогда с вами и кончено! Поэтому в ваших же интересах я настаиваю, чтобы вы немедленно перешли в другой университет. Всего хорошего!

      Выслушал я его молча. Целый день раздумывал над этим предостережением. Уйти – в научном отношении было бы для меня катастрофой. Здесь моя работа налажена на обсерватории. Меня хорошо знают все профессора… А начинать в другом месте все с начала…[143]

      Нет, сдаваться не хочу. Пошел еще переговорить с ректором, с нашим симпатичным С. П. Ярошенко.

      Ласковый прием:

      – Вас вовсе не удаляют из университета насильственно. Этого, конечно, нет! Инспектор студентов говорил это лично от себя. Но все же вы должны хорошо сознавать, что почва под вами сильно колеблется. Что простится другому – вам не простится. Сумеете вы пробалансировать на канате полтора года до окончания курса – ваше счастье! Не сумеете – сами понимаете, что будет…[144]

      Решил оставаться.

      Начались высылки полицией арестованных и исключенных. Большой произошел у нас погром! Пострадало почти сто человек. Теперь в университете всего-навсего осталось около четырехсот студентов.

      Мы провожали высылаемых на вокзале и на пароходах, заодно подразнивая полицию.

      В университете стало пустынно и тихо. Положением завладела группа правых студентов.

После беспорядков

      Расправа была суровее, чем вызывалось обстоятельствами. Сознавалось это, очевидно, и в министерстве.

      По инициативе этого последнего, через год почти всем исключенным было разрешено сдавать государственные экзамены. Время, протекшее после исключения, им зачитывалось, как будто они не прерывали занятий в университете. Однако экзамены разрешалось сдавать не в нашем, а непременно в других университетах.

      Большинство исключенных этим правом и воспользовалось. Но право сдавать государственные экзамены исключенным студентам евреям

143

Ср. с дневниковой записью В. В. Стратонова от 7 декабря 1889 г.: «Сегодня в 11 часов являюсь к инспектору. Он обращается ко мне со словами следующего приблизительно содержания: “Правление уполномочило меня сделать вам строгий выговор за участие в беспорядках. Вы себя в них очень сильно скомпрометировали, и вас, по справедливости, следовало бы уволить вместе с остальными. Но к вам отнеслись снисходительно, щадя ваших родителей, и я, например, не делал вам таких вопросов, которые могли бы вас погубить. Например, я вас не спрашивал относительно требования, с которым вы обратились к помощнику инспектора, вместе с несколькими товарищами, требуя отдать вам хлеб. Правление поручило взять с вас подписку, что, в случае малейшего нарушения университетских правил или малейшего проступка, вы будете немедленно уволены. Но, так как вы поставлены в такие отношения к вашим товарищам, что не сможете не провиниться, правление, желая дать вам возможность окончить образование, официально рекомендует немедленно перейти в другой университет. Я, со своей стороны, лично советую вам сделать то же, ибо иначе вы будете неминуемо уволены, – а теперь потрудитесь подписать имя, отчество, фамилию и число”. На мой вопрос, какие проступки мне будут вменены в вину, он сообщил: “Вы будете уволены за нарушение, например, формы, за неотдачу чести и пр.” Я заявил, что все-таки, вероятно, останусь; он повторил совет, взял подписку и поклонился в знак окончания аудиенции. Вышел я положительно ошеломленный этим ударом. Бросить вместе с Одессой все мечты об оставлении при университете и работе на медаль, бросить все, с чем свыкся за 2½ года, слишком тяжело. ‹…› Итак, аминь той студенческой жизни, которую я вел до сих пор. Теперь надо смириться, подличать, чтобы окончательно не погубить свою жизнь. Я-то выбьюсь как-нибудь, а вот родителей жаль, особенно ввиду тягчайшего их удара со Славочкой» (Там же. Л. 242).

144

8 декабря 1889 г. В. В. Стратонов советовался, переводиться ли ему в другой университет, с деканом физико-математического факультета Ф. Н. Шведовым: «Он, по своему обыкновению, сострил, но посоветовал дать слово ректору, что не буду бунтовать, и сдержать слово, так как он находит, что слово и подписка – не одно и то же. Затем отправился на аудиенцию к ректору. И этот стал острить. Уверял, что меня не гонят и не неволят уходить, но что под моими ногами почва очень сильно колеблется; если поэтому я надеюсь, что сумею “балансировать”, то ничто мне не мешает остаться, но он все-таки находит, что для меня выгоднее убираться» (Там же. Л. 243). Поговорив 9 декабря на ту же тему с А. К. Кононовичем, Стратонов, не приняв никакого решения, уехал 18 декабря на каникулы в Екатеринодар, где отец сурово отчитал его за неповиновение начальству.