По волнам жизни. Том 1. Всеволод Стратонов

и университет! В тускло освещенной комнате уже ожидали допроса десятка два студентов. Хмурые, молчаливые… Разговоры не завязываются, каждый углублен в свои мысли.

      Вызывают по очереди. Вызванные более сюда не возвращаются…

      Дошла очередь и до меня.

      За столом с синим сукном восседает судилище. В его составе – все правление университета, инспектор студентов и еще кто-то из посторонних властей. Видно сразу, что главную здесь роль играет инспектор студентов Балдин – старик с недобрым лицом и с трясущейся головой.

      – Участвовали ли вы в беспорядках?

      – Да, участвовал.

      – Сочувствовали ли вы?

      – Нет. Я высказывался на сходке против них.

      Пауза. Справки в записях. Мои слова, как видно по лицу справлявшихся, подтверждаются.

      – Почему же вы примкнули к беспорядкам?

      – Не находил возможным оставить товарищей.

      Вмешивается Балдин:

      – А зачем вы переходили от толпы студентов к профессору Умову?

      Объясняю, как было дело.

      Снова справляются в записях… Я жду рокового для себя вопроса: об отобрании мною агентурных записей от Феофана…

      Нет, не спрашивают. Очевидно, Феофан не выдал!

      Еще несколько незначительных вопросов… Шепчутся… Инспектор указывает мне на одну из двух выходных дверей.

      За дверьми стоит педель с мефистофельской физиономией. С чем-то поздравляет…

      Позже выяснилось: в одни двери выпускались исключаемые и высылаемые из Одессы; в другие – подлежащие более мягким наказаниям. Вот, оказалось, с чем поздравлял педель![139]

      Бессонная ночь – незнание своей судьбы. Неизвестность мучительна. Утром пошел за справками в университет[140]. Справиться, однако, не у кого. Но в профессорской комнате декан юридического факультета проф. Богдановский. Он был вчера членом суда. Прошу его вызвать:

      – Скажите, пожалуйста, как на суде решили мою судьбу?

      – Вы не исключены! Но постановлено объявить вам выговор за участие в беспорядках, с предупреждением на будущее время.

      – Почему так мягко?

      У меня это вырвалось как-то невольно: я почувствовал неловкость по отношению к другим, наказанным суровее.

      Богдановский посмотрел на меня сквозь очки. Пожал плечами:

      – За вас хлопотали профессора вашего факультета, как за преднамеченного к оставлению при университете. Ну, кроме того, было принято во внимание ваше происхождение из уважаемой семьи…[141]

      Богдановский возвращается в профессорскую:

      – Удивительное, господа, дело: Стратонов заявил протест против слишком мягкого, по его мнению, наказания!

      Отсюда пошло по университету, будто я протестовал, что меня не исключили.

      Обо мне и о моем друге А. Р. Орбинском усерднее всего хлопотал, как позже мы узнали, профессор астрономии А. К. Кононович. Мы оба были уже золотыми медалистами за работу по астрономии.

      Кононович связал Балдина честным словом –

139

Ср. с дневниковой записью В. В. Стратонова от 6 декабря 1889 г. о «допросе» его 21 ноября (накануне «встретившаяся группа студентов» и профессор А. К. Кононович, к которому он зашел с А. Р. Орбинским, уговаривали их «давать уклончивые, не прямые ответы»):

«Вызывают и меня. Правление состоит из ректора, инспектора, деканов. Вхожу, кланяюсь.

Ректор: Скажите, вы были вчера в университете до какого времени?

Я: Все время, т. е. от 9 до 4-х часов.

Р[ектор]: Почему же вы оставались?

Я: Потому что перспектива быть оплеванным и получить вдогонку нелестные эпитеты не настолько заманчива, чтобы можно было выйти.

Богдановский: Неужели доходило даже до этого?

Я: Да, насколько мне помнится. Относительно плевков, впрочем, не ручаюсь.

Ректор: Так что вы оставались только потому, что не видели возможности уйти?

Я: Да, пожалуй.

Инспектор: Скажите, значит вы этим хотели подвергнуть критике распоряжение министра?

Я: Насколько это следует из факта моего присутствия.

Ректор: А сочувствуете ли вы беспорядкам?

Я: В этом я еще сам себе не давал ответа. В начале же я, пожалуй, был против беспорядков.

Инспектор: Скажите, а зачем вы несколько раз переходили от группы студентов к проф. Умову и обратно?

Я: Для переговоров с проф. Умовым.

Инспектор: О чем же?

Я: Я просил проф. Умова повторить студентам еще раз слова попечителя.

Ректор предлагает желающим членам правления задать вопросы, но таковых не оказывается. И я отпускаюсь даже без взятия подписи о невходе в университет.

Итак, я несколько сподличал во второй раз в жизни; в первый раз дело было по поводу истории с экзаменом по истории в гимназии. На этот раз я, пожалуй, и не сказал неправду, но я сказал и не всю правду. Мне стыдно вспомнить, что, когда я вышел, ко мне подошел помощник инспектора Прохоров и поздравил с благополучным окончанием допроса» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 3. Л. 236).

140

Неточность: 23–24 ноября 1889 г. В. В. Стратонов не появлялся в университете, о чем писал в дневнике: «Около часу [22 ноября], усталый, я вернулся домой, но все-таки для развлечения мыслей принялся за работу. Через четверть часа приходит ко мне Цветинович, посланный, очевидно, Кононовичем, и начинает меня уговаривать не губить себя, пожалеть родителей, etc., etc. Он-де знает, что инспекция считает меня вожаком, что я все время бродил возле университета (донесение шпионов) и пр. Ввиду этого он пришел взять с меня слово, что я не пойду на другой день, в четверг, 23-го, в университет. Дал я ему это слово и на другой день был лишь возле университета, не заходя в оный» (Там же. Л. 240).

141

Неточность: разговор с А. М. Богдановским, «хорошим знакомым отца», произошел 25 ноября, см. дневниковую запись В. В. Стратонова от 7 декабря 1889 г.: «В пятницу я был болен, а в субботу прихожу на утреннюю лекцию. Все, кто меня видит, широко раскрывают глаза. Оказывается, разнесся слух, что я исключен в числе других. Отправляюсь к декану юридического факультета Богдановскому. Спрашиваю о своей участи – приговорен к выговору с подпиской, что, в случае чего, буду немедленно исключен. Всего исключено 38 или 40 человек… “Почему же со мной так снисходительно поступили?” – “А потому, что вы из хорошей семьи, молоды, инспекция дала благоприятный отзыв… А вы недовольны, что вас не исключили?” – “Недовольным быть нельзя, но это ставит меня в двусмысленное положение относительно товарищей”. Поговорили еще, и я ушел. На другой день, 26 ноября, узнаю, что я-де подал заявление в правление о недовольстве незначительным наказанием» (Там же).