Античная метафизика: Страсти по бесплотному. Светлана Львовна Бутина-Шабаль

в зависимости от очередного "экзистенциального решения", которые суть чистый произвол. Неизбежность быть неуловимым в рациональную форму, непредсказуемость следующего момента и нелогичность следующего шага делали античного индивида чуждым и опасным самому себе, чем, вероятно, и породили в нем подозрение, что судьба уже не Мойра, действующая извне и застигающая время от времени евклидово тело человеческой самости для того, чтобы удостоверить его следующий шаг среди множества других самостей в разумном мире. Ведь изначально Мойра была лишь признанием факта взаимного ограничения власти одного бога властью другого, была границей в качестве принципа упорядочения, наконец, была субординирована мировому порядку, управляемому справедливостью, то есть уравновешенностью самостей. Теперь же судьба предстает как не поддающаяся описанию "внутренняя достоверность", как чуждость, опасность, непостижимость и навязанность человеку его внутреннего содержания. Телесная форма, напрягаясь, все же удерживает оборону против внешнего, но взрывается, разрушается и растворяется изнутри. Судьба становится смертью, допущенной внутрь, которая может быть понятна для аполлонийского умозрительного мирочувствования лишь в своей проекции на плоскость внешних событий. Иначе судьба – абсолютно illiquidum. Но внешние события теперь должны иметь существенно другое качество, они должны научиться говорить о внутреннем, о несказанном. А "природа несказанного… (такова), что о нем самом нельзя говорить, и чтобы его выразить, нужно говорить о другом"⁴⁵.

      Посторонность и навязанность собственной воли индивида воплощается в античной мифологеме судьбы. Р. Б. Онайенс в результате исследования гомеровских и послегомеровских текстов, в которых фигурирует мотив судьбы, пришел к выводу, что образ судьбы соотносился с образом связывания, сковывания, с образом пут, оков, которые налагаются на человека.⁴⁶ Это «"сковывание" не просто украшение языка, но буквальное описание действительного процесса… способ накладывания уз судьбы на смертных»⁴⁷, "фортуна в ее различных формах есть веревка или узы, наложенные на человека силами свыше"⁴⁸. Однако "судьба" отождествлялась не только с "ананкой" (неотвратимая, насильственная необходимость), но и с "тюхой" (случай, удача) ⁴⁹. "Но что есть Тюха, – пишет Ф.Аллегрэ, – с ее капризами, меняющимися как волны, опрокидывающая одной рукой то, что она построила другой, раздающая наугад свои благодеяния и свои немилости и кажущаяся издевающейся над заслугами и добродетелью? Не есть ли это персонифицированный беспорядок и даже бессвязность, возмущение, вносимое в закон, безрассудство, заменяющее собой правило?.."⁵⁰. Судьба, исходящая изнутри самости, равной сумме "экзистенциальных актов", становится воплощением иррационального беспорядка, хаоса, за которым признана высшая власть над всем и вся. У решений такой Судьбы

45

Манн, Т. Иосиф и его братья. – М., 1968. – Т. 2. – С. 406.

46

Onians, R. B. The Origins of European thought about the body, the mind, the soul, the world, time and fate. – Cambridge, 1954. – P. 310-342.

47

Onians, R. B. The Origins of European thought about the body, the mind, the soul, the world, time and fate. – P. 331.

48

Onians, R. B. The Origins of European thought about the body, the mind, the soul, the world, time and fate. – P. 331.

49

Горан, В. П. Древнегреческая мифологема судьбы. – Новосибирск, 1990. – Гл. V.

50

Allegre, F. Etude sur la de'esse grecque Tyche'. – Paris, 1889. – P. 46.