Четыре мертвые королевы. Астрид Шольте

недель. Пожалуйста, приходи попрощаться с отцом.

      Люблю тебя. Мы скучаем. Ты нужна нам.

С любовью,мама

      Тяжело дыша, я сжала листок в кулаке.

      Хотя дело было полгода назад, крики отца до сих пор раздавались у меня в ушах. Последним, что я от него услышала, было мое имя. Он выкрикнул его, почти как проклятье, а в следующее мгновение его выбросило за борт, и он ударился головой о камни. Никогда не забуду выражение маминого лица, когда она плакала над его бездыханным телом. Потом его увезли в медицинский центр.

      Мама не отходила от его постели две недели, а когда вернулась домой, меня уже и след простыл. Она знала, куда я сбежала, и засыпáла меня письмами, умоляя приехать в больницу, где ей предоставили временное жилье.

      Но мама ошибалась. Я ей не нужна. Это по моей вине отец оказался на волосок от гибели. Без меня им будет лучше.

      Знакомство с Макелем открыло передо мной другие возможности, а несчастный случай сжег последний мостик между мной и родителями с их обременительными ожиданиями. Я уже не могла вернуться домой, как бы мне этого ни хотелось.

      – Что стряслось? – мягко спросил Макель.

      – Отец при смерти.

      – ГИДРы не предвидится? – мрачно поинтересовался он.

      – Похоже, что нет.

      В списке ожидания были тысячи имен. Эонийские ученые уже много лет пытались воссоздать лекарство, но пока что им это не удалось. Прошел слух, что оно и вовсе закончилось.

      – Будь они прокляты, эти королевы, – сказал Макель, шлепнув ладонью по столу. – Я тебе сочувствую.

      Я сделала глубокий вдох. Слезы иссякли еще полгода назад. Для меня все закончилось, как только папа ударился о камни.

      Внезапно здание вздрогнуло и покачнулось. В Аукционный Дом повалил народ.

      – Можешь не ходить на торги, – сказал Макель. – Я все пойму.

      – Ну уж нет! – натянуто улыбнулась я. – Тогда я не узнаю, кто купил мои чипы.

      Макель ухмыльнулся. От его мрачного настроения не осталось и следа.

      – Тогда пойдем. Нельзя заставлять публику ждать.

      Аукционный Дом стоял на пристани в дальнем и самом грязном конце торианской гавани. В детстве старое здание со сводчатыми потолками и широкими колоннами казалось мне великолепным дворцом. Теперь я знала о нем всю правду. Его давно пора снести. Соленый воздух разъел опоры, и дом покосился на правый бок. Запах гнилого дерева заполнял каждую комнату, включая мою каморку за сценой, где вдобавок ко всему вечно гулял сквозняк. Этот гнилостный смрад преследовал меня, подобно тени, куда бы я ни пошла. Как символично!

      Народ стекался к Аукционному Дому с чуть более устойчивой части пристани, где располагались местные достопримечательности: душные игорные заведения, храмы наслаждений, а между ними, точно грибы на болоте, – сырые и грязные пивнушки. Район пользовался дурной славой и носил название «Сваи». Словом, у наших соседей руки были запачканы не меньше, чем у нас самих.

      В зале было так