Чудеса святого Иоанна Кронштадского. При жизни, по смерти и в наши дни. Священник Сергий Молотков

своей брачной жизни, оставаясь девственником до конца своих дней.

      При первом же знакомстве со своей кронштадтской паствой о. Иоанн увидел, что здесь ему предстоит не меньшее поле для самоотверженной и плодотворной пастырской деятельности, нежели в далеких языческих странах: тут процветали безверие, иноверие и сектанство, не говоря уже о полном религиозном безразличии. Кронштадт был местом административной высылки из столицы разных порочных людей. Кроме того, там было много чернорабочих, работавших главным образом в порту. Все они ютились, по большей части, в жалких лачугах и землянках, попрошайничали и пьянствовали.

      Вот на этих-то, казалось бы, нравственно погибших людей, презираемых всеми, и обратил свое внимание исполненный духа подлинной Христовой любви молодой пастырь. Среди них-то он и начал дивный подвиг своего самоотверженного пастырского делания. Ежедневно стал он бывать в их убогих жилищах, беседовал, утешал, ухаживал за больными и помогал им материально, раздавая все, что имел, нередко возвращаясь домой раздетым и даже без сапог. Эти кронштадтские «босяки», «подонки обшества», которых о. Иоанн силой своей сострадательной пастырской любви опять делал людьми, возвращая им утраченный было ими человеческий образ, первые «открыли» святость о. Иоанна. И это «открытие» очень быстро восприняла затем вся верующая народная Россия.

      Трогательно рассказывает о таком случае духовного возрождения, благодаря о. Иоанну, один ремесленник: «Мне было тогда годов 22–23. Теперь я старик, а помню хорошо, как видел в первый раз батюшку. У меня была семья, двое детишек. Я работал и пьянствовал. Семья голодала. Жена потихоньку сбирала по миру. Жили в дрянной конурке. Прихожу раз не очень пьяный. Вижу, какой-то молодой батюшка сидит, на руках сынишку держит и что-то ему говорит ласково. Ребенок серьезно слушает. Мне все кажется, батюшка был как Христос на картинке “Благословение детей”. Я, было, ругаться хотел: вот, мол, шляются… да глаза батюшки, ласковые и серьезные, меня остановили: стыдно стало… Опустил я глаза, а он смотрит – прямо в душу смотрит. Начал говорить. Не смею передать все, что он мне говорил. Говорил про то, что у меня в каморке рай, потому что, где дети, там всегда тепло и хорошо, и о том, что не нужно этот рай менять на чад кабацкий. Не винил он меня, нет, все оправдывал, только мне было не до оправдания. Ушел он, я сижу и молчу… Не плачу, хотя на душе так, как перед слезами. Жена смотрит… И вот с тех пор я человеком стал…»

      Такой необычный пастырский подвиг молодого священника стал вызывать нарекания и даже нападки на него со всех сторон. Многие долго не признавали искренности его настроения, глумились над ним, устно и печатно клеветали на него, называли его юродивым. Одно время епархиальное начальство даже велело выдавать жалованье не ему, а его жене, так как он, получив деньги в свои руки, все до последней копейки раздавал нищим, – и вызывало его для объяснений. Но все эти испытания и глумления о. Иоанн переносил мужественно, ни в чем не изменяя, в угоду