Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров. Раймонд де Рувер

была соответственно пересматриваться. Это условие было в действительности исполнено в 1430 г. (второй катасто) и в 1433 г. (третий катасто). С тех пор правило ослабили, возможно, из-за того, что каждый катасто представлял собой огромную работу. Новую ревизию произвели лишь в 1442 г. (четвертый катасто), 1446 г. (пятый катасто), 1451 г. (шестой катасто), 1457 г. (седьмой катасто), 1469–1470 гг. (восьмой катасто) и 1480–1481 гг. (девятый и последний катасто). Катасто отменили в 1495 г., вскоре после падения Медичи. Его заменили так называемой десятиной (decima), которую продолжали взимать весь XVIII век. В противовес катасто, десятину взимали только с недвижимого имущества. Следовательно, из него исключалась доля в Monte Comune и инвестиции в торговлю и промышленность. Такая перемена политики была вызвана желанием поощрить торговлю – нельзя было допустить, чтобы она пришла в упадок, потому что от нее зависели средства к существованию многих людей.

      Как указывает Никколо Макиавелли (1469–1527) в своей «Истории Флоренции», катасто 1427 г. стал шагом вперед по сравнению с уже существовавшим налогообложением, которое в целом проводилось по убывающей шкале. У налога катасто имелось по крайней мере одно достоинство: он был основан на платежеспособности. Правда, он был по-прежнему далек от совершенства, потому что допускал «великодушные» исключения в пользу богачей. Так, жилье налогоплательщика освобождалось от налогообложения, даже если этим жильем, как у Медичи, был настоящий дворец, в котором содержались бесценные произведения искусства.

      По мнению Макиавелли, налоговая реформа 1427 г. угождала низшим классам, но была оскорбительна для богачей и состоятельных людей. Однако больше всего ее критиковали предприниматели. У них имелось несколько возражений. Некоторые из них звучат вполне современно. Конечно, с точки зрения коммерсантов было в высшей степени неправильно облагать налогом движимое имущество, «которое сегодня есть, а завтра нет». Такой налог, говорили критики, отбивал инициативу, сокращал объем деловой активности и способствовал оттоку капитала. Кроме того, катасто поощрял уклонение от уплаты налога, ибо подделки трудно было распознать, а движимое имущество, в отличие от недвижимого, без труда можно было скрыть. Более того, флорентийские предприниматели подделывали свои бухгалтерские книги, чтобы платить меньше. Один торговец шелками, Андреа ди Франческо Банки (1372–1462), подделывал свои счета, чтобы казалось, что его инвестиции меньше, чем на самом деле. В личной переписке его младший партнер иронично замечает, что цифры были подделаны «из любви к катасто» (per amore del catasto). Наконец, флорентийские купцы и владельцы мануфактур возражали против назойливости сборщиков, которые требовали предъявлять бухгалтерские книги. В довершение всего сборщики могли оказаться конкурентами.

      Закон 1427 г. устанавливал, после определенных вычетов, единую ставку в 0,5 % от общей стоимости имущества налогоплательщика. Таким образом, можно считать катасто имущественным налогом. Однако облагаемая налогом стоимость определялась не с