.

хочешь – с ветки рви, а хочешь – из-под ног собирай. Ты яблоки любишь?

      – Люблю, – пролепетала маленькая княжна.

      – А рядом в деревеньке девочек много, подругами твоими будут, играть вместе станете да по ягоды ходить.

      – У меня холопьи свои есть.

      – Хорошо, их возьмешь. А в келье у меня птички чудные живут, захожий паломник подарил, желтенькие такие, и поют, как в райском саду.

      Девочка повеселела, но все же с опаской спросила:

      – А одеваться мне тоже в серое надо будет? – своя взрослая одежда Елене очень нравилась.

      – Нет, дитятко, ты же не инокиня, а мужняя жена, в своей ходить будешь. А как подрастешь да девой станешь, так супружник за тобой и приедет. Ну, согласна?

      – Согласна… А лошадки с жеребятами у вас есть? Я их страсть как люблю.

      – Есть, как же без лошадок – то.

      Дело сделано: княжна уехала с Марфой в обитель. Успенский монастырь был выбран неслучайно, так как находился на границе с владениями Мстислава Залесского, чтобы отец и мать могли навещать дочь, когда им вздумается.

      А в Чернореч-граде жизнь пошла привычным чередом, будто и не было никакой свадьбы. Годы быстро пролетели, молодой князь опамятовался только единожды: «Ну, шестнадцать лет, ну и что? Все равно мала еще. Мать твердит, что красавицей подружья стала, да можно ли этому верить. Спросил Спиридона, он ведь возил молодой княгине в монастырь подарки, так тот лишь рассмеялся: „Поезжай, князь, сам и посмотришь“. И улыбка у него такая недобрая, точно – дурна собой, как пить дать».

      А весна кружила голову, хотелось чего-то, маялось…

      II. За Бежским озером

      Малая дружина уже выехала за городские ворота и спустилась к реке. Плыть предстояло на ладьях. По весенней апрельской распутице конным ходом не проехать. Лошади тревожно ржали, чувствуя опасность. Вид веселых корабликов, пляшущих на речной глади, не предвещал животным приятного пути.

      В сопровождающие князь выбрал двух своих закадычных друзей: озорника, балагура Пахомия и рассудительного, степенного Первака.

      – Что так долго-то у княгини был? Уж заждались, – Пахомий лукаво поглядывал на князя, – не отпускала что ли?

      – Распутницей пугала, мол, держи ухо востро.

      – То-то, и меня жена все не хотела отпускать, да все наказывала, чтоб по сторонам больно не заглядывался. И до нее какие-то слухи дошли, раз так всполошилась.

      – А охота посмотреть, какая она княгиня Заозерская, чего только и не болтают. Неуж и впрямь глянет, и все – пропал?

      – Нам – то, князь, пропадать нельзя, мы люди семейные.

      – Это ты семейный, да вон Первак, а я пока ни то, ни се, мне немножко пропасть – и не такой уж грех.

      Тезка князя, Димитрий Первак, неодобрительно покачал головой:

      – Слышала б тебя княгиня, точно не пустила бы. Вышата обиделся, что с собой не взяли, пошто дядьку17 не покликал?

      – То и не покликал, проповеди бы читал и день, и ночь, как иерей.

17

Дядька – в данном случае воспитатель, наставник.