Восточный экспресс. Кассия Сенина

Не сочтите за бестактность, госпожа Феотоки! Просто очевидно, что такая женщина, как вы, способна заставить забыть обо всем на свете, даже об очень важном! Так что это чистой воды комплимент, и скажу без лести: вашему супругу очень повезло!

      Дарья залилась румянцем.

      – О, галлы! – София воздела глаза к потолку. – Вы вечно об одном!

      – Что же удивительного? Любовь и есть символ вечности, – заметил Йоркас. – Говорят, там нас ожидает экстаз божественного эроса…

      – Экстаз адского пламени вас там ожидает, – проворчала тетя Вера преувеличенно сердито. – Вечно вы, мужики, всё сведете к одному…

      – Но нельзя же сказать, что это маловажно! – возразил Аристидис. – Если б не оно, род человеческий прекратился бы!

      – Благодетели вы наши! – воскликнула София. – А вы не находите, что мы уже засиделись?

      – Твоя правда, – согласился Контоглу, бросив взгляд на часы, и встал: «французский» поворот беседы с Дарьей в главной роли, кажется, не доставил ему удовольствия.

      Все поспешно опрокинули в себя остатки чая из кружек и, поднявшись, устремились к вешалке за халатами. Возникла некоторая толкотня, Дарья решила подождать и стояла, опершись на спинку стула. Щеки у нее еще горели. А если кто-нибудь и правда решил, что той ночью они с Василем не разговаривали, а… «Но вообще-то что в этом такого?.. То есть для них в этом нет ничего такого, – поправилась она. – Тут ведь, наверное, почти никто не считает, что до брака нельзя…» Ей не пришло в голову, что коллеги просто не знают или не помнят, что в то время они с Василием еще не поженились, и потому в реплике француза в любом случае не было ничего неприличного. Она вспомнила, как смутилась в тот вечер, когда Евстолия предложила остаться у них переночевать. Ей тогда на миг представилось… Ох, чего ей только тогда не представилось, хотя она, конечно, тут же одернула себя, рассудив, что бесстыдно думает «неизвестно о чем», а Василию и в голову не придет ничего такого… Ему и не пришло. Несмотря на признание в любви, он даже не поцеловал ее в ту ночь. Только держал за руку, смотрел в глаза и улыбался… А ей ничего и не надо было другого. Возможно, он боялся ее смутить, ведь она вошла в его дом еще как послушница. Впервые поцеловались они при следующей встрече; Дарья к тому моменту уже объявила игуменье, что не чувствует призвания к монашеству и думает вернуться к светской жизни. А в ту ночь были только разговоры, разговоры… и радость обретения одновременно друга и любимого наполняла жизнь светом, танцевала в душе солнечными зайчиками. В какой момент этот свет померк, подернувшись дымкой странной тоски, которая погнала ее от мирной домашней жизни сюда, к чужим людям с незнакомыми ей интересами?..

      Дарья услышала рядом какой-то шорох и повернулась: в двух шагах от нее стоял Алхимик и застегивал пуговицы на черном халате. Ставрос пристально взглянул на нее, и она вдруг ляпнула:

      – Мы просто разговаривали!

      «О Боже, зачем я…» Она еще не успела додумать