Крушение надежд. Владимир Голяховский

в докладе комиссии умалчивалось, что молодой Никита Хрущев на том съезде восхвалял Сталина и впервые был выбран в ЦК. Выступая, Хрущев несколько раз повторил: «…Задачи, развернутые в гениальном докладе товарища Сталина…», «…Московская организация, как и вся партия… еще теснее сплотится вокруг… нашего великого вождя товарища Сталина»[6].

      Подготавливая доклад, Хрущев правильно рассчитал, что это придаст ему больше авторитета. Но старые кремлевские волки боялись, что развенчание Сталина падет тенью и на них. Тогда нашли выход: раскрыть не всю правду, а только часть. Дмитрий Шепилов, помощник Хрущева, переписал доклад комиссии, немного изменив его. В новой редакции XVII съезд и 1934 год не упоминались, а террор начинался только с 1937 года. Это был первый рассказ о том, что делалось за стенами Кремля, но всю вину свалили на трех расстрелянных министров внутренних дел – Ягоду, Ежова и Берию. Но все-таки этот доклад Хрущева был первым официальным рассказом о том, что творилось за стенами Кремля. И прозвучал он как гром.

* * *

      По окончании доклада раздались жидкие аплодисменты – делегаты растерялись, не знали, как реагировать.

      Председательствующий сказал: «Товарищи делегаты, предлагается прений по докладу товарища Хрущева не открывать и вопросов не задавать. ЦК считает, что никаких материалов доклада раскрывать в обсуждениях не рекомендуется. Всем вам будет своевременно разослана на места инструкция, по которой вы должны действовать».

      Расходились в глубоком молчании – молчать эти люди были приучены.

      Семен Гинзбург вышел с заседания в смятении: с одной стороны, доклад был как бы поворотным пунктом в истории партии и страны, это давало надежду на будущие улучшения; с другой – в нем была рассказана только половина правды. Конечно, он и до этого доклада понимал, что Сталин преступник. И вдобавок знал, как много зверских преступлений Сталин совершил против евреев. Но об этом Хрущев не упомянул ни слова.

      Шофер Гинзбурга отыскал его в толпе выходивших делегатов:

      – Семен Захарович, машина на улице Грановского. Ближе к Кремлю разрешили стоять только цековским машинам, а все министерские услали.

      Гинзбург очнулся от своих мыслей:

      – Спасибо, Василий Петрович. Вы поезжайте в гараж и отправляйтесь домой, я пройдусь пешком.

      – Холодно ведь, Семен Захарович, кабы не простудиться.

      – Ничего, у меня шуба теплая. Вот именно.

      – Так на вас ведь не шуба, а пальто демисезонное, холодное.

      – Разве? А я и не заметил. Ну, я укутаю шею шарфом. Сегодня мне машина больше не нужна.

      Метель все мела и мела. Гинзбург прятал подбородок в кашне и медленно шел домой, в Левшинский переулок за Арбатом. Он думал о том, что поделится этой важной новостью со своим двоюродным братом Павлом Бергом.

      А по Москве уже расползались глухие слухи: Хрущев развенчал Сталина. Люди не могли в это поверить.

      2. Беседа братьев Семена и Павла

      – Ну,

6

Из доклада Хрущева на XVII съезде.