Крушение надежд. Владимир Голяховский

тайна задержала награждение героя? Мелькало даже: «Можно предположить, что господин Фисатов находился в России в длительном заключении». Но все же корреспондентам не удалось узнать, что Саша был в особом воркутинском лагере.

      В «Вечерней Москве» тоже была напечатана короткая заметка, на третьей странице внизу, под заголовком: «Награда нашла героя». Правда, там не описывалось, какой подвиг совершил Саша, и не упоминались восемь лет, проведенных им в заключении.

      Саша не знал о статьях в иностранных газетах, а заметку в «Вечерней Москве» вырезал и носил с собой в кармане. Исполняя свою мечту, которую лелеял еще с 1939 года, он подал заявление на юридический факультет Московского университета. Его приняли без экзаменов и дали комнату в общежитии на Моховой улице.

      15. Важная тайна

      Хотя Павел никогда раньше не встречал Сашу и даже не помнил его мать, теперь получалось, что в Москве они с Машей были единственными Сашиными близкими. Саша стал частым гостем в их доме. Всегда такой же застенчивый, он по-детски называл их «тетя Мария» и «дядя Павел» и очень скромно и неохотно рассказывал им детали своей жизни во время войны.

      Но однажды Саша, сильно смущаясь, поведал большую тайну:

      – Дядя Павел, тетя Мария, я должен рассказать вам что-то важное. Никакой я не Иванович и не Фисатов. Мне пришлось взять чужое имя, когда я был в плену. Как еврей, я бы не выжил под настоящим именем. В первые же дни войны немецкий автоматчик застрелил в упор моего друга Сашку Фисатова. И моя смерть была совсем рядом. Знаете, как мне жить хотелось! Я думал, что если сдамся в плен, то все-таки хоть немного еще проживу, а как еврея меня обязательно убьют. И не просто убьют, а заставят рыть себе могилу, будут издеваться и бить, бить прикладами до смерти. Как раз перед самой войной нам дали «смертные паспорта» – такие бумажки в целлофане, с указанием имени, возраста и национальности. Велели, чтобы мы зашили себе в карманы на случай опознания после гибели. И вот что случилось: не помню как, но я прополз три шага к мертвому моему другу и вырвал из его кармана «смертный паспорт» русского солдата, а свой собственный сунул ему. Немецкий автоматчик подошел и собирался размозжить мне голову ударом приклада. Я заговорил с ним по-немецки, попросил не убивать. Тогда он погнал меня к согнанной в кучу группе пленных[23]…

      Закончив грустный рассказ, он воскликнул:

      – Дядя Павел, тетя Мария, вы, наверное, думаете, что я предал своего друга и еврейство? Вы можете осуждать меня. Что мне было делать? Я ведь хотел только одного – выжить. Но меня мучает совесть за то, что я ношу чужое имя. Я потом узнал, что его деревню немцы сожгли за связь с партизанами, а всю родню расстреляли. Но то, что из еврея я стал русским, – это меня мучает все время. Поверьте мне, в глубине души я все равно чувствую себя евреем.

      Мария подошла, погладила Сашу по опущенной голове:

      – Напрасно ты думаешь, что мы осуждаем тебя. В такой ужасный момент, когда ты ждешь, что тебя вот-вот убьют, каждый из нас поступил бы так же. Мы понимаем и считаем, что ты был прав.

      Павел добавил:

      – Понимаешь, Саша, твое новое

23

Эпизод пленения Саши Липовского (реальная история) описан в романе «Чаша страдания» («Еврейская сага», книга 2).