Семья Берг. Владимир Голяховский

от традиций, не всегда ели только кошерную еду, не носили белых шнурков «цицис», висящих из-под пиджаков, иногда даже не надевали шапочки-кипы. Они пошли советоваться со своим отцом, раввином Шломой Гинзбургом.

      Седобородый старец был раввин хасидского толка «хабат», одной из самых строгих сект, прозванной «любавической» по местечку Любавичи в Белоруссии, где она зародилась. Хасиды имеют только одну программу – строго придерживаться еврейских традиций. И вот теперь он жил в российской глубинке, окруженный «гоями», то есть неевреями, и видел, как его мир начинает рушиться все больше и больше. Вай, вай! – приходит конец многим еврейским традициям. Сам он не поддастся: он проводит все время в молитвах – молится по шесть раз в день, постоянно читает Талмуд и Тору, которую за всю жизнь выучил наизусть.

      Сыновья спросили:

      – Как мне быть с моим Шломой?

      – Как мне быть с моим Пинхасом?

      Дед-раввин долго молчал, бормотал что-то про себя, ничего прямо не отвечал. Про себя он думал, что все традиционные еврейские каноны рушатся, что нет никаких сил сдержать напор новых сил. Сыновья ждали его ответа. Он сказал:

      – Что бы они ни делали, пусть всегда помнят: богатеет не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто мало тратит, – и отмахнулся. Сыновья приняли это за знак согласия, а может быть – отчаяния.

      Более состоятельная семья Шломы наскребла кое-какие деньги и отправила его на пароходе в Нижний Новгород, учиться в гимназии. Грустный Пинхас провожал брата:

      – Шлом, ты пиши мне про тамошнюю жизнь: не увижу своими глазами, так хоть почитаю…

* * *

      Шлома так и поступал: писал часто, описывал все, что видел, и Пинхас завидовал брату. Он все больше увлекался чтением, брал в библиотеке исторические романы на русском языке и постепенно отвыкал от чтения на идиш. Но ему приходилось много работать, сидеть в лавочке и торговать кошерными товарами и субботними свечками. Однажды он напрочь от этого отказался:

      – Я пойду работать грузчиком на пристанях.

      Новый шок для семьи:

      – Ты хочешь работать с русскими, хочешь быть грузчиком, хочешь таскать грузы?

      – Да, грузчиком, с русскими, таскать грузы. Так я больше заработаю.

      Что верно, то верно – еврейская лавочка дохода не приносила.

      За навигационный сезон через Рыбинск проходило около двух тысяч судов и барж с разными грузами. Десятки тысяч грузчиков переносили грузы с барж на берег и обратно. Это давало приличный заработок.

      Долговязый и худой блондин Пинхас, с широким лицом и коротким носом, не выглядел как типичный еврей. Он подобрал где-то на улице драный картуз, нахлобучил его на голову вместо ермолки-кипы и пришел к старшине одной из артелей грузчиков. Тот посмотрел на его широкие плечи и спросил:

      – Вот оно что, работать хочешь. Что ж… Тебя как величать-то? – типичное оканье выдавало его волжские корни.

      Не называть же ему свое настоящее еврейское имя: не примет на работу, да еще, может, обзовет.

      – Павел, – неожиданно нашелся Пинхас.

      – Ага, Пашкой, значит, наречен.

      Пинхас быстро соображал: если спросит фамилию, что соврать? Но тот спросил другое:

      – А