Семья Берг. Владимир Голяховский

читал на привалах. Некоторые, перемигиваясь, говорили:

      – Это что же, ты еврейские книги читаешь, что ли? Библию свою?

      – Нет, не Библию. Это русские книги.

      – Почитал бы ребятам, может, что интересное узнали бы.

      Павел выбирал для них военную тематику и старался читать медленно и с выражением, чтобы было понятно:

      Горит восток зарею новой.

      Уж на равнине, по холмам

      Грохочут пушки. Дым багровый

      Кругами всходит к небесам

      Навстречу утренним лучам.

      Полки ряды свои сомкнули.

      В кустах рассыпались стрелки.

      Катятся ядра, свищут пули;

      Нависли хладные штыки.

      Сыны любимые победы,

      Сквозь огнь окопов рвутся шведы;

      Волнуясь, конница летит;

      Пехота движется за нею

      И тяжкой твердостью своею

      Ее стремление крепит.

      И битвы поле роковое

      Гремит, пылает здесь и там;

      Но явно счастье боевое

      Служить уж начинает нам.

      Бойцы слушали внимательно, с интересом:

      – Ишь, как складно сказано – «счастье боевое». Это кто ж написал такое – из ваших евреев кто?

      – Нет, это написал русский дворянин Александр Сергеевич Пушкин.

      – Ага, Пушкин. При пушках, значит, был.

      – Нет, он гражданский, жил сто лет назад.

      – Ишь ты, гражданский, говоришь, а про войну складно писал.

      Зачастую, уединившись, Павел любил читать стихи молодых советских поэтов. Его тянуло к еврейской тематике и к молодым еврейским авторам. В начале 1920-х годов в новой литературе вдруг появилась и быстро стала заметной плеяда молодых поэтов и писателей, евреев по национальности. Они писали по-русски, исключительно на темы революции и о судьбах евреев в новой России. Малыми тиражами на плохой серой бумаге издавалось множество тонких книжонок, которые ходили по рукам: люди зачитывались рассказами Бабеля, Ильфа, Кольцова и стихами Пастернака, Сельвинского, Антокольского, Светлова, Уткина, Багрицкого. Когда часть Павла брала с боем какой-нибудь новый город или останавливалась на постой, он всегда стремился найти новые книжки.

      Поэт Михаил Светлов в книге «Корни», рассказывающей о раввине, очень похожем на деда Павла, тонко и точно описывал еврейскую меланхолию. Светлов жестко критиковал иудаизм и даже написал, что сжег бы синагогу, если бы это могло понадобиться для революции. Такой подход огорошил Павла – он сам давно отказался от религии, но к чему такая жестокость?..

      Поэт Иосиф Уткин с мягким юмором описывал жизнь еврейского мальчика Мотеле, напомнившего Павлу собственное детство.

      В еще не дописанной поэме Эдуарда Багрицкого «Дума про Опанаса» главным героем был красный комиссар-еврей по имени Иосиф Коган – образ, очень похожий на некоторых комиссаров Первой конной армии.

      Книги формировали вкус и мировоззрение Павла. Однажды ему попалась на глаза книга со странным названием