Екатерина Великая. Владычица Тавриды. София Волгина

ты миленький? Изволь водить в Эрмитаж весь причет церковный и знай, что тебя люблю, как душу».

      Потемкин улыбнулся, вспоминая, как по их просьбе, с разрешения Екатерины, он привел в Эрмитаж весь причет, и как духовные братья рассматривали там картины на библейскую тему, как потом благодарили его и просили передать благодарность императрице.

      «Душа моя милая, я все сие кровью подпишу. Трактат таковой важный и милый инако подписан бы не должен».

      Григорий с грустью улыбнулся. «И в самом деле, она может и кровью подписать, соглашаясь со всеми его прожектами».

      «Здравствуй, милой друг. Я устала так, как нельзя более. Я убирала бумаги да еще не окончила. Два часа целые».

      «Здравствуй, душенька. Я спала до девятого часа и теперь токмо встала. Каков ты опочивал, пришли сказать, буде писать поленишься. Рано, а ужо В. К. будет. Люблю тебя, как душу, душа, душатка милая».

      Потемкин скривил губы, упоминание существования «В. К.» – Великого князя, было ему вовсе не по душе. Из-за него по вторникам и пятницам Потемкин носа не показывал в утреннее время.

      Следующие признательные записки Потемкин читал, слюнявя палец и медленно перелистывая, особливо внимательно:

      «Хоть тебе, душечка, до меня и нужды нету, но мне весьма есть до тебя. Каков ты в своем здоровье и в опале ли я или нету? А тебе объявляю всякую милость от Бога да и от Государыни».

      «Я очень и без перевода поняла, что все сие написано было, и мой ответ точно значил, что я тебя чрезвычайно люблю и тобою весьма довольна и счастлива. Желаю, чтоб ты в том же находился положении».

      «Гришенька, знаешь ли ты, вить тебе цены нету. Токмо, пожалуй, пришли сказать, каков ты после мыленки».

      «Здравствуй, голубчик. Все ли в добром здоровье. Я здорова и тебя чрезвычайно люблю».

      «Мамурка, здоров ли ты? Я здорова и очень, очень тебя люблю».

      «Гришенька, здравствуй. Хотя, что ни говори, но люблю тебя чрезвычайно».

      «Батинька, не смею приходить, что подзно, а люблю тебя, как душу».

      «Милой друг, я не знаю почему, но мне кажется, будто я у тебя сегодни под гневом. Буде нету и я ошибаюсь, tant mieux. И в доказательство сбеги ко мне. Я тебя жду в спальне, душа моя желает жадно тебя видеть».

      «Батинька милой, я здорова, но спала худо и мало, а Вас люблю много».

      Потемкин, утомившись, прервал чтение и аккуратно сложив все записки, перехватил бечевкой.

      Посидел, подумал. Улегся на кровати, вытянул ноги. Не нравилось ему, что Екатерина желала видеть его всегда и везде и не переносила его отсутствие, с трудом уступая его просьбам куда-то отлучиться.

      «Однако, любит тебя царица, добрый молодец, Григорий, изрядно любит. Весьма изрядно! – подумал он с удовлетворением. – Надобно встретиться сегодни непременно. С другой стороны, ни к чему мне находиться у нее на побегушках, и зависеть от ее монарших прихотей. Надобно честь свою мужскую блюсти!»

      Полежав еще немного и поразмыслив, вдруг подумал: «О каких побегушках ты, Григорий Александрович, упоминаешь, бессовестный и неблагодарный?»

      Встав, он крикнул камердинера и, написав ласковую