Мертвые канарейки не поют. Антон Леонтьев

что она увидела, был огромный букет непомерно больших, нереально ярких пурпурных роз на гигантских стеблях, который стоял в третьей напольной вазе напротив ее кровати.

      Дверь приоткрылась, появилась одна из медсестер, кажется, та самая, что засадила ей инъекцию, причем за ее спиной маячил дюжий медбрат.

      – Ну как, успокоились? Фортелей больше выкидывать не намерены?

      И, не дождавшись реакции от Риты, добавила:

      – К вам гости!

      Рита не сомневалась, что это родители, которые, узнав о случившемся с их дочерью, примчались в клинику.

      На пороге палаты действительно возникло два человека, но были это не мама с отцом. Это были Барковские – отец и сын.

      Чувствуя, что ей делается дурно, Рита вжалась в подушку, наблюдая за тем, как Гоша с мягким клацаньем закрывает дверь палаты. А его старик, адвокат Лев Георгиевич, облаченный в элегантный серый костюм-тройку с нежно-розовым галстуком, в узле которого посверкивала булавка с драгоценным камнем, наверняка настоящим, в накинутом на плечи белом халате, подошел к кровати.

      – Ритка-маргаритка, ну и задала ты нам жару! – произнес он с очаровательной фамильной улыбкой, обращаясь к ней, как к старой знакомой.

      А не как к изнасилованной им девушке.

      Впрочем, не исключено, что Лев Георгиевич не видел между двумя этими категориями особых противоречий.

      В горле у Риты мгновенно пересохло, сердце заухало. Барковский-старший, лукаво посмотрев на вазу с бордовыми розами, произнес:

      – Тебе же нравятся розы, Ритка-маргаритка?

      – Не называйте меня так… – простонала девушка, и учтивый адвокат вдруг изменился: улыбка на его лице трансформировалась в злую гримасу, в изумрудных глазах засветилась ярость.

      – Иначе что, Ритка-маргаритка? Иначе ты обратишься в полицию?

      Гоша, с несколько отсутствующим видом стоявший в дверях, бросил на Риту быстрый взгляд, и девушка вдруг поняла: если отец и сын Барковские захотят, то смогут ее сейчас убить, прямо здесь, в больничной палате.

      Например, придушить подушкой. Или впрыснуть какую-либо гадость из принесенного с собой шприца.

      И им все сойдет с рук. Их друг-доктор, тот самый, в очках в золотой оправе, подтвердит, что у пациентки не выдержало сердце, или имела место легочная эмболия, или…

      Или, или, или…

      Адвокат Барковский, внезапно подавшись вперед, схватил Риту за руку и скомандовал:

      – Сынок, давай!

      Гоша, приблизившись к кровати, оперативно достал из кармана наручники, кажется, те же самые, из тайной комнаты. И так же прикрепил запястье Риты к спинке кровати больничной палаты.

      Девушка завизжала, однако Лев Георгиевич схватил ее железной хваткой за горло и мягко, буквально по-отечески, произнес:

      – Ты только пискни, и я тебя прямо здесь придушу. Не сопротивляйся, и тогда, обещаю, ты останешься в живых.

      И добавил со смешком:

      – Может быть…

      Рита верила, что так оно и произойдет. А Гоша тем временем приковал ее вторую руку, после чего Лев Георгиевич, ослабив хватку