Отважные. Александр Воинов

не бил, – враждебно ответил Коля.

      – Жалко! Старших не признаешь. Все характер, характер свой показываешь… Сколько тебе лет? Уже тринадцать, наверное?

      – Скоро будет…

      – Вот – тринадцать!.. Не маленький! Понимать должен…

      Коля поднял злые глаза:

      – А что понимать?

      – А вот что. Тебя ко мне мать послала?..

      – Мать, – тихо ответил Коля.

      – На смерть шла, а ко мне послала! Значит, добра тебе хотела! Говори, чего молчишь?..

      – Не знала она, какой вы злой человек, дядя Никита.

      Никита Кузьмич вскочил и ударил кулаком об стол так, что зазвенели тарелки.

      – Мал, мал ты еще, щенок, взрослых судить! Не знаешь жизни. И как она дается, какой крови стоит!.. – Борзов схватился рукой за сердце, тяжело ступая, вышел в соседнюю комнату, где стояла его кровать, и почти свалился на нее.

      – Дай воды, – сказал он.

      Видно, ему было очень плохо. Он лежал на кровати такой маленький, старенький и беззащитный, что у Коли дрогнуло сердце.

      Он быстро принес из сеней кружку холодной воды, достал по указанию дяди Никиты из буфета какие-то порошки. Приняв лекарство, Никита Кузьмич несколько минут лежал молча, с закрытыми глазами. Коля сидел у него в ногах, на краю кровати, и пристально смотрел в его бледное, сморщенное лицо. Он думал о том, что ему делать дальше. В лагерь к отцу его никто не пустит. Туда даже идти опасно: вдруг гитлеровцы дознаются, что у этого пленного на площади повешена жена? Ведь они тогда могут и отца убить. Рассказать об этом дяде Никите или нет? Можно ли ему довериться? Поможет ли он отцу?..

      Минут через десять Никита Кузьмич открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на Колю.

      – Прошло! – облегченно вздохнул он. – А чуть было не отдал душу… Хорошо, что ты рядом был.

      Борзов полежал еще немного, а потом сел на кровати и стал застегивать на груди рубашку.

      – Куда вы, дядя Никита?

      – А никуда, дома побуду. Лежать-то долго нельзя: сердце останавливается. Ну ладно, иди поешь.

      Коля покорно пошел к столу и отрезал кусок мяса.

      – Больше ешь, – сказал дядя Никита, вновь подсаживаясь к столу с другой стороны, – мажь хлеб маслом…

      Коля быстро ел, а дядя Никита молча наблюдал за ним. Вдруг он заметил, что в глазах Коли появилась какая-то пытливая мысль. Мальчик пристально взглянул ему в лицо, а затем отвел взгляд и потупился.

      – Дядя, а зачем вы того человека полицаям выдали?.. – вдруг тихо спросил он.

      Никита Кузьмич вспыхнул.

      – Слушай! – крикнул он, теряя самообладание. – Ты что мне, допрос устраиваешь? Лучше скажи, как он ко мне во двор попал.

      – Я его спрятал.

      – Ты?!. Да узнай об этом гестапо, за это и тебя и меня бы расстреляли!..

      – А никто про это бы и не узнал.

      Никита Кузьмич только развел руками.

      – Ну что с тобой, дураком, говорить! Большое счастье, что я его в сарае нашел… Пришли бы вечером с обыском, как бы я оправдался? Сказали бы: нарочно прятал.

      – А его бы можно было выпустить.

      – «Выпустить»! –