Князь Игорь. Витязи червлёных щитов. Владимир Малик

в нём и представлял широкий безбрежный мир – разлив на Десне, зелёные боры и тёмные, ещё безлистые рощи на горизонте, узкие полоски озими на полях, тёмные провалы оврагов, бездонную голубизну неба.

      Как хотелось ему туда – на волю! Дышать опьяняющим воздухом весны, промчаться босиком по тёплой береговой траве, подставить лицо и руки золотым лучам Даждьбога…

      Но цепь позволяла дотянуться только до оконца.

      И то хорошо. Невеликая, но радость: иметь возможность стоять так и час, и другой, смотреть на волю. Пока не задрожат, не подломятся от усталости ноги и не зарябит в глазах от ярких красок дня.

      Однажды, это было в полдень, вот так же стоял он возле оконца и смотрел из своей темницы на белый свет. И вдруг увидел Ярославну. В пёстром весеннем наряде, в жёлтых сапожках, в белой меховой шапочке, быстро сбежала она с дощатого крыльца и остановилась как раз посреди видимой из подземелья полоски двора, кого-то поджидая.

      Поддаваясь какому-то непонятному порыву, возникшему совсем неожиданно, Ждан припал к оконцу и изо всех сил позвал:

      – Княгиня! Княгиня Ярославна!

      Ярославна вздрогнула. Голос, звучащий откуда-то из-под земли, испугал её.

      Ждан ещё раз, но потише прокричал:

      – Я тут, княгиня, в подземелье! В порубе!

      Княгиня со страхом приблизилась к окошку.

      Наклонилась, спросила:

      – Ты кто?

      – Я княжий конюший, Ждан. Спаси меня, княгиня! Я ни в чём не повинен пред князем. Заступись, умоляю, за меня! Выпусти отсюда! Или хотя бы выслушай меня!

      Ярославна ничего не ответила и на некоторое время исчезла из виду. Но вскоре заскрежетал засов, скрипнули железные петли и дверь открылась. В сопровождении гридня княгиня вошла в поруб. Несколько минут привыкала к темноте, особенно непроглядной после яркого света солнечного дня, потом спросила:

      – Кто меня звал?

      – Я, княгиня, – выступил вперёд Ждан, дрожа от холода и волнения.

      – А там кто ещё? – Ярославна указала в тёмный угол, где поблёскивала пара глаз.

      – То смерд Будило… За старых богов страдает тут… За требы им…

      – Ужасно, – прошептала княгиня и повернулась к гридню: – Позови князя! Пусть придёт сюда!

      Когда гридень вышел, велела:

      – Рассказывай, за что тебя посадили сюда. Только чистую правду!

      – Княгиня! – взмолился Ждан. – Зачем мне лжа? Вся надежда – это правда… Верю, она тронет твоё сердце и ты заступишься за меня перед князем.

      И стал рассказывать. Не заметил ни он, ни Ярославна, как в поруб тихо вошёл князь Игорь и остановился в дверях. Будило хотел было бухнуться на колени, но князь приложил палец к губам – молчи!

      Ждан волновался, рассказывал нескладно, отрывисто – и про половецкую неволю, и про встречу с Кончаком, и про Самуила, Любаву, и про Славуту и великого князя Киевского, и про князя Игоря, которому служил верой и правдой… и служил бы всегда истово, будь только желание князя… Но больше всего он вспоминал Любаву и тот день, когда вырвал её из когтей смерти и повёз в