Матросы. Аркадий Первенцев

нежели прошлым и будущим. Постепенно воспитывая себя в таком духе, Ирина созрела как человек цепкий и эгоистический. Она могла хитрить и обманывать сколько угодно, казаться и такой и этакой, впечатлительной и отзывчивой, что-то любить, что-то ненавидеть, но все это наружно, для других, ради выгоды. Внутренне она оставалась всегда одной и той же.

      Красный семафор продолжал держать поезд на месте. В шерстяном спортивном свитере Ирине было тепло, она распахнула пальто. Она никогда не носила толстых чулок, предпочитая нейлон, только входивший в моду. Помогая сойти ей по ступенькам, Черкашин несколько дольше задержал взгляд на ее ногах, что не ускользнуло от ее внимания. Итак, охота только начиналась; эта опытная женщина умело прикидывалась дичью. «Надо прежде всего льстить, льстить его самолюбию», – безошибочно угадывала она и действовала в этом направлении.

      – Вы очень выгодно отличаетесь от своих товарищей по купе, Павел Григорьевич. И не только от них. – Ирина прикоснулась к его руке теплой ладонью.

      – Хорошо это или плохо?

      – Не знаю… – Черкашин услышал ее тихий смех. – Шаблоны удобны в технике. В человеке я предпочитаю оригинальность.

      Она откинула голову, и ее волосы коснулись щеки Черкашина. Она умело наступала, пока еще сдержанно, не отыскивая в своем арсенале нового оружия. Следует оступиться, покрепче опереться на его руку вот тут, проходя мимо монументального кондуктора, чуточку заторопиться и как бы невзначай прижаться к своему спутнику. Можно помолчать. Восточный мудрец когда-то изрек: «Если ты уверен, что твои слова дороже и значительней твоего молчания, тогда говори». Пока ее не занимали извечные расспросы, предшествующие сближению. Есть ли у него жена, дети, родители? Очевидно, есть; жена и дети – безусловно. Это не имеет значения. Ведь ее не беспокоило прошлое. Черкашин пытался что-то рассказать ей, упомянул имя и отчество своей супруги, и она его мягко остановила:

      – Давайте условимся, Павел Григорьевич: сегодня только мы двое, и больше никого. Поймите меня правильно. Мне хочется так…

      Она недолго подождала. Чсркашин наклонился к ней ближе, коснувшись ее щеки, и как бы выдохнул чужим, сдавленным голосом:

      – Мне почему-то кажется, Ирина Григорьевна, что я вас знаю давно, давно…

      – Не надо так… Вот и шаблон. О нем я вам напоминала. Так же все говорят…

      Он высвободил свою руку, нахмурился.

      – Не обижайтесь на меня, – попросила Ирина с прежней теплотой, – ладно? Может быть, мы больше никогда не встретимся. Лучше, если мы добром будем вспоминать друг о друге. Я иногда делаю необдуманные поступки… еще чаще необдуманно говорю…

      Они молча дошли до последней платформы с коксом, поверху забрызганным известью.

      – Видите, черная поверхность покрыта белым. Возьмите с платформы хотя бы ведро кокса, и хищение будет заметно… – Она беззвучно рассмеялась. – Не всякий человек согласился бы на такую процедуру…

      – Особенно