Полюбить Ареса. Елена Дженкинз

под манжету хлопкового рукава.

      Она не понимала, как ее угораздило оказаться в подобной ситуации. Ведь она все в своей жизни всегда просчитывала, каждый шаг. «Да, до встречи с Пашей, – подсказал разум. – До того момента, как ты начала думать не мозгом, а другим местом».

      За четыре месяца, что они встречались с Василиском, она ничего толком о нем не разузнала и, вместо того чтобы навести справки через знакомых, сунулась прямо в капкан.

      Да, у нее черный пояс, но Паша – довольно крупный мужчина, гораздо опаснее бывшего отчима. Василиску достаточно ударить ее кулаком в челюсть со всего маха, чтобы лишить сознания. А застать его врасплох не получится, он будет готов к боевым приемам.

      Саня не знала, сколько просидела в комнате, потому что часов у нее не было, а в спальне не нашлось даже будильника – да и кому он нужен, когда есть мобильник, – но прошло не меньше часа.

      Несколько раз она слышала шаги за дверью, кто-то дергал за ручку, даже заглядывал – проверяли.

      …Паша вошел тихо, как только он один умел. Бесшумно ступая, остановился в нескольких шагах от Сани.

      – Зачем ты приехала? Что-то случилось?

      – Нет, хотела порадовать тебя. Мы не виделись две недели, с нашей поездки в Звенигород. Подумала: вдруг ты решил меня бросить…

      Саня несла чушь, лишь бы потянуть время.

      – Кто дал тебе адрес?

      – Нашла в твоих документах в московской квартире.

      – Я бы приехал к тебе завтра, зря ты так поступила.

      С губ слетела ехидная усмешка.

      – Н-да. Отправил бы партию «вещей» на турецкий рынок – и приехал. Целовал бы меня, шептал нежные слова… Самому не противно?

      – Это просто работа. Наши клиентки – отбросы. Они не люди. Эти существа… они и так живут, как шваль. Какая разница где. Я просто устраиваю для них мост из одного дерьма в другое.

      – Только им забываешь сказать об этом. Они-то считают тебя чуть ли не апостолом Павлом.

      Он тяжело вздохнул и расстегнул манжеты рубашки, подкатал рукава, открывая крепкие смуглые запястья. Паша не отводил взгляда, не отворачивался, не подходил ближе; он был собран, как тигр перед прыжком, явно ожидая от Сани применения запрещенных приемов.

      – Ты сказала, что любишь меня. Врала?

      Саня промолчала. Любой ответ сейчас бы только усугубил ситуацию.

      – А я вот тебя люблю. Но ты не сможешь забыть об увиденном, я тебя знаю.

      Она уперлась ладонями в матрас, чтобы не привлекать внимания к шприцу.

      – Пожалуйста, Паша… Не заставляй меня… Я смогу забыть, правда. Ну куда я пойду? В полицию? Это же смешно, я не камикадзе.

      Василевский не двигался, глядя со смесью печали и злобы. В его темных глазах промелькнуло непривычное для него отчаяние, когда он сказал:

      – Санька, Са-неч-ка! Что мне делать с тобой? Ты понимаешь, что связываешь мне руки? Мне придется отправить тебя утренним рейсом вместе с грязью, которую ты пожалела. Ну поезжай, пожалей их там. Посмотрю я, как ты