После любви. Виктория Платова

путешествующих автостопом, она легко вынимается из заднего кармана залатанных джинсов и так же легко приколачивается к физиономии; vip-персона не сделала мне ничего дурного, почему я испытываю к ней чувство острой неприязни?

      Классовая ненависть, так будет вернее.

      – Это не рейсовый автобус, – отрезаю я.

      Улыбка седьмого становится еще ослепительнее.

      – У вас на лобовом стекле написано «Эс-Суэйра».

      – И что?

      – Мне бы хотелось туда попасть.

      Я тщетно ищу в лице vip-персоны хотя бы один изъян, это позволило бы мне отнестись к ней если не с симпатией, то хотя бы с пониманием. Но ни одного изъяна не обнаруживается, корпоративные психологические тренинги не прошли даром, я даже подозреваю, что vip-персона сама их и разрабатывает. Безупречный нос, столь же безупречная линия рта, натренированные длительным восхождением по карьерной лестнице лицевые мышцы. И глаза.

      Чертовски красивые глаза.

      Глаза приводят меня в ярость.

      – Так я могу войти в салон?

      Вместо ответа я вытаскиваю табличку «MONTAGNARD» (о, трижды благословенный «Montagnard»!) и стучу по ней ладонью.

      – Мы обслуживаем туристов, воспользовавшихся услугами этой фирмы.

      – Вы лично?

      – И я… в частности.

      – Значит, в Эс-Суэйру я не попадаю?

      – Нет. Во всяком случае, на моем автобусе.

      – Но у вас в салоне полно мест, – вполне резонно замечает vip-персона.

      – Это ничего не меняет.

      Меняет, и еще как! Из «o-la-la, mademoiselle» я превращаюсь в упрямую дуру. Стерву, со смаком пользующуюся своим служебным положением, вздорную бабенку и, наконец, просто в истеричку с предменструальным синдромом. Я больше не восседаю на водительском кресле, я стою на сцене, почти голая, освещенная прожекторами. Я полностью провалила роль, и теперь любой, сидящий в зале, может швырнуть в меня яйцом или пакетиком с майонезом, или потребовать вернуть деньги за билет. Яйцо или пакетик с майонезом, да. Горнолыжники точно не промахнутся. Вот и сейчас один из них говорит мне:

      – Какие-то проблемы? Почему мы не можем взять этого парня?

      – Я не беру кого ни попадя, – отрезаю я. – Это не Европа.

      «ЭТО НЕ ЕВРОПА» – убийственный аргумент. Это – не Европа, следовательно, никто не может быть в безопасности. Но безопасности нет и в самой Европе. Хотя я и не читаю газет, но ужины с Домиником оказали свое тлетворное влияние. Я в курсе, что в мире сейчас неспокойно, взрывы гремят повсюду, число невинных жертв растет. Марокко – спокойная страна, может быть – самая спокойная из всех стран; толерантная, как любят выражаться сами европейцы, и сейчас я в некотором роде предаю землю, приютившую меня. И все из-за сукина сына с чертовски красивыми глазами.

      – Вы думаете, у него бомба в саквояже? – голос горнолыжника полон иронии.

      – Мы летели с ним в одном самолете, – поддерживает его молодой человек, по виду – студентик, переживающий любовную драму. – И ничего подозрительного не заметили.

      Четверо