Ласточкино гнездо. Валерия Вербинина

меня опять приглашали в кино, – вставила Нина Фердинандовна, воспользовавшись паузой в монологе мужа.

      Обдумав все как следует, она решила не связываться с сомнительным проектом Винтера и как раз собиралась рассказать об этом Гриневскому.

      Тот рассеянно кивнул.

      – Действие пьесы происходит в деревне, я покажу столкновение старого уклада с новым, – продолжал он развивать важную для него мысль. – Коба прав: литература должна быть ближе к массам. И для тебя тоже будет роль, сыграешь крестьянку.

      Нина Фердинандовна не то чтобы похолодела, но застыла на месте.

      Муж в который раз считал, что делает ей одолжение, сочиняя для нее роль, и поскольку раньше у него не выходило ничего путного, она не питала никаких иллюзий насчет того, что ей предстоит.

      Конечно, рецензии будут хвалебные, и администратор позаботится, чтобы зал был всегда полон; но она же отлично знала, что будут говорить о ней за спиной, и уже сейчас словно слышала смешки и пересуды дорогих коллег.

      И ладно бы речь шла о мало-мальски интересной роли, о какой-нибудь герцогине или даже королеве, которой в финале за сценой отрубают голову; но играть крестьянку – при одной мысли об этом Гриневскую начинало корежить.

      Для нее деревня была синонимом нищеты и безысходности, которых ей самой в жизни довелось хлебнуть с лихвой, и она ни секунды не желала вновь окунаться во все это.

      Отказаться? Но под каким предлогом?

      В том, что касалось его нетленок, нарком был болезненно обидчив и злопамятен, как все графоманы.

      Однажды она уже попробовала уклониться от навязанной им роли, и ее невинная (как ей казалось) шутка по поводу его драматического таланта едва не обернулась разводом.

      И тут в голову Гриневской пришла поистине судьбоносная мысль.

      На следующий день Бориса Винтера вызвали на студию, и в кабинете директора он увидел загадочно улыбающуюся Нину Фердинандовну. На сей раз она была в простом синем костюмчике, который шила знаменитая московская портниха и который стоил годовую зарплату хорошего рабочего.

      – Мне очень понравилось ваше либретто, – сказала Гриневская бархатным голосом. – Думаю, вы можете на меня рассчитывать.

      Директор, с некоторым изумлением косясь на режиссера, от которого никак не ожидал такой прыти, скороговоркой заговорил о том, что сценаристы далеко ушли от первоисточника… а впрочем… хороший боевик им не помешает… и вообще…

      – Но придется посоветоваться с товарищами, – веско заключил он.

      Ознакомившись с текстом либретто, товарищи из Главреперткома высказали свои соображения, которые заключались в нижеследующем:

      1) не задействована советская действительность (что было неудивительно, так как все события по сюжету происходили за границей);

      2) не показаны забастовки и вообще состояние рабочего класса за рубежом;

      3) нет мировой революции;

      4) ни один из героев не внушает доверия, так как среди них нет ни рабочих, ни крестьян.

      Борис