Виткевич. Бунтарь. Солдат империи. Артем Рудницкий

ничего зазорного в том, чтобы быть русским офицером, который несет полную опасностей службу в дальнем приграничье. Вот что теперь наполняло смыслом его жизнь, вот ради чего он теперь жил. Наверняка не забывал о своей родине, но ему делалось все яснее, что в борьбе за ее освобождение он уже участия принимать не станет. Наступала другая жизнь, с другими правилами и задачами.

      В 1834 году Перовский назначил Яна своим личным адъютантом. Губернатор не просто к нему благоволил, но опекал, испытывая к молодому поляку почти отеческие чувства. Между ними возникли своего рода дружеские отношения, конечно, с поправкой на возраст и социальное положение. Это придавало Яну дополнительный вес в оренбургском обществе.

      Его приглашали в лучшие дома, без него не обходились светские рауты, перед ним открывались многообещающие горизонты. Но был ли он счастлив? На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Переменив ценой огромных усилий свою участь, он должен был испытывать огромное удовлетворение, считать себя победителем в поединке с властью. Или все-таки победила она, сделав его своим верным слугой? Возможно, его точили сомнения, которые наряду с психологическими травмами прошлого усиливали присущие ему замкнутость и чувство одиночества.

      Это не могло не сказаться на отношениях с друзьями.

      Если прежде Виткевич делил квартиру с Заном, то теперь средства позволили арендовать собственное жилище. Жил один, с собакой по кличке «Арджент». Из письма Зана от u сентября 1834 года: «Батыр пользуется уважением и любовью, он – предмет всеобщей зависти и обожания. Арджент, который, бывает, бросается на каждого, охраняет его дом. Это единственное, что не позволяет мне навещать его чаще, чем я хотел бы, тем более что он, случается, надолго уезжает вглубь Азии. Ко мне он относится внимательно и хорошо»[145].

      Сказано с симпатией, но чувствуются в этих словах смутные признаки какого-то отчуждения, ревности, что ли… Иначе зачем было писать о «зависти» и так настойчиво подчеркивать, что Виткевич относится к Зану «внимательно и хорошо»? Будто он самого себя в этом убеждал. Будто речь шла о «большом человеке», который мог одарить своим расположением, а мог и лишить его.

      Виткевич действительно стал влиятельной персоной, при необходимости к нему обращались за помощью. «Батыр здоровый телом и духом, является доброй опорой для нас, страждущих» (письмо Зана от 21 марта)[146]. С одной стороны, «здоровый телом и духом» Батыр, с другой – «мы, страждущие».

      Напрашивается вывод об определенном отчуждении Виткевича от друзей. Оно не приводило, да, наверное, и не могло привести к разрыву, но, бесспорно, отдаляло от них Яна. Вечерами он по-прежнему чаевничал с Заном, Ходкевичем и Сузиным, но случалось это все реже[147].

      Виткевич стал единственным из «черных братьев» и ссыльных поляков, кто в то время не просто получил офицерский чин, но выдвинулся как разведчик, почувствовав в этом свое признание, да еще высоко вознесся в оренбургской военной и социальной иерархии. Остальные

145

W. Jewsiewicki. „Batyr”. S. 138.

146

Ibid.

147

Ibid. S. 136.