Память совести или совесть памяти. Игорь Сотников

родительский дом, и современный особняк, дом их детей.

            Так старенький дом частенько покряхтывал, глядя на своего рослого собрата, как бы говоря: «Ты смотри, не зарывайся, и не смотри на меня свысока. Дай бог тебе ещё столько простоять, сколько стою здесь я, видевши самого Генку-рябого и Ваську-кривого. Так что, если будешь слушать меня, то получишь такой же почёт и уважение, что и я!». Особняк же, хмуро глядя свысока на этого старого ворчуна и, ничего не говоря в ответ, всё не мог сообразить: кто такой этот Генка-рябой, и чем велик этот Васька-кривой? Хотя, судя по его имени, это был не иначе как великий архитектор, зарекомендовавший себя со своей профессиональной стороны. Но ему никто об этом не рассказал, а также не раскрыл всей удивительной правды о сих человечищах – некому уже было этого сделать. И теперь можно с прискорбием сказать: для нас навсегда канула в лету славная память об этих людях, когда-то бывших грозой всего микрорайона.

            Что же касается самого родительского дома, то в минуты особенного волнительного настроения, Лу любил, включив здесь старый проигрыватель и, качаясь на кресле-качалке, погружаться в свои воспоминания. Его старый дом служил для него своего рода прибежищем его памяти. И об этом его доме знала, наверное, только его сестра, которая, впрочем, тоже была здесь редким гостем. Так что здесь можно было не опасаться, что тебя потревожат (как всегда, некстати желающие встречи с тобой какие-нибудь твои знакомые) в тот момент, когда тебе экстренно требуется тишина.

            Вот сюда-то и направлял свой автомобиль Лу, где, по его мнению, его никто не сможет побеспокоить. Правда, по прибытию на место (как только он вошёл в калитку) воспоминания прошлого, тут же живой материальностью обрушились на него, заставив тревожно забиться его сердце. Так сразу за калиткой его встретила пустая конура, из которой когда-то с радостным лаем бросался ему навстречу его лохматый друг Амур. Он был ближайшим другом для своих, но считался злой собакой для чужих, пока твой друг не познакомит тебя со своим Амуром, а уж потом ты тоже становишься своим, и смело можешь заходить к нам в гости. Правда из этого правила тоже было своё исключение, и одна зловредная соседка, так и не была допущена до круга своих, из-за имевшихся на то оснований у самого Амура.

            Трудно сказать, с чем это было связано: возможно – с её кошачьими предпочтениями, и запах кошек, идущий вслед за ней, нарушал покой чувственной натуры Амура так, что он, при каждом её появлении у них в гостях, откладывал подальше от себя кость и со злобным рычанием встречал взглядом её, так быстро старающуюся проскользнуть мимо него. Хотя отдельные злопыхатели настаивают на иной версии этого внутреннего конфликта. Они приводят свою версию случившегося: так во времена молодости Амура, и его свободной беспечной жизни, у этой зловредной соседки пропала курица, в результате чего подозрения пали на Амура, так любящего погонять