Пиковая дама – червонный валет. Том второй. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

сказанных ему слов, горький и беспощадный смысл которых бил в самое сердце, не оставляя и камня на камне от его веры, надежды, любви. Все рушилось и крошилось вокруг него, как гнилой сыр, и жизнь становилась бессмыслицей. Но даже осознав еще прежде всю ошибочность и нелепость своих наивных фантазий насчет Марьюшки, когда она сама выставила его, как щенка, за дверь, – он не хотел сейчас мириться с диктуемой правдой Мити. Мятежная память вставала на дыбы и открывала свои незаживающие раны. Дмитрий и его студенты-друзья продолжали тормошить Алешку за плечи, что-то убежденно доказывали, двигали к его онемевшим рукам кружки янтарного пива, но он уже не слышал их… Сквозь искрящуюся соль слез он видел одну и ту же картину: темное небо с ярким крошевом звезд и зарешеченное окно на втором этаже, в тяжелом окладе красных портьер. Он приходил к корнеевскому трактиру ежедневно всю неделю, и всякий раз за подсвеченным оконным стеклом мелькали неясные тени, и Алешке казалось, что он слышит веселый Марьюшкин смех и деликатный звон шпор, который бывает лишь у молоденьких офицеров…

      – Тебе лучше, братец? – Митя накрыл горячей рукой сжатые в кулак пальцы Алеши и услышал рваное, налитое слезами:

      – Да пошли… вы… все…

      В следующую секунду тот, словно слепой, расширенными глазами глянул в пространство, куда-то выше голов, к нему склонившихся, и, не говоря ни слова, бросился прочь.

      Опешившие Митины друзья так и застыли с кружками в руках. Зло хлопнула трактирная дверь, точно съела Алешку, а из-за плюшевой занавески все продолжал гикать и хрипеть, будто борова давили, ошалевший от водки голос; наперерез ему неслись высокие женские голоса, и кто-то из пожарных, в углу за соседним столом, с важными усами, громко заказывал:

      – Гуся мне с кашей в полнейшем порядке, по-расплюевски, и водки графин – со льда, чтоб зубы ломило.

      Глава 6

      Облокотившись на перила, Алексей еще долго смотрел на загадочную игру зеленой воды, отдавая свою душу знакомой и тихой летучей грусти. Искренне сожалел о раздоре с братом: после этой ссоры до сего дня он так и не виделся с Митей. Увы, горечь обиды еще была велика… и сердце саднили брошенные ему в лицо слова. Вспомнил и о том, как, прибежав в училище, он изумил своим видом дежурного, без объяснений принял протянутый ключ и, закрывшись в своем дортуаре, бросился на кровать, уткнувшись красным лицом в подушку. Тогда передумалось многое, что объяснить ни себе, ни кому другому Алешка никогда не сумел бы. Ясное понимание краха своих надежд – с чем возможно было сравнить это чувство? Раз случившись, более этот момент в жизни не повторится, его не вернешь, не догонишь… «Конечно, жизнь долгая… Бог знает что еще будет? Быть может, даже очень похожее, – рассуждал он и тут же сам подводил черту, – но прошлого не вернуть». Память проявила перед мысленным взором «корнеевку»: алые хищные женские рты, жирно подведенные тушью глаза, бесстыжую наготу плоти… Нет… это была не любовь, это была ошибка, имя которой – обман.

      Кречетов не помнил,