Стихия. Пламя Элисара. Мария Копчёнова

женщины, одна из них шёпотом говорила другой.

      – Я слышала, новость дошла до столицы… Говорят, во дворце очень обеспокоились всем этим!

      – Ещё бы, – ответила ей вторая, – огники совсем обнаглели! Такое творят в наших землях! К тому же погибли стражники! В другие годы всё могло бы закончиться серьёзным конфликтом между мирами, да только кому там сейчас предъявишь претензии… у самих полный хаос творится…

      Навстречу попались ещё двое мужчин, взахлёб обсуждающие всё ту же тему. До меня долетел обрывок фразы.

      – Бедный Кольд, ещё совсем молодой мальчишка, такое несчастье…

      Я остановилась как вкопанная, и на меня чуть не налетела какая-то женщина.

      Понять, о ком идёт речь, было несложно: Тонар, сын пекаря Кольда, который всегда угощал меня булочками после тренировок. Я вспомнила, что его как раз поставили дежурить на ворота Орлиной крепости. Одна из жертв той страшной ночи. Внутри всё сжалось от боли и чувства вины. И ноги сами понесли меня в южную часть города, набирая ускорение с каждым шагом.

      Пекарня была закрыта, всегда ароматно пахнущие стеллажи с выпечкой пусты. Но я всё же набралась решимости и постучала. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге возник сам господин Кольд. Лицо бледное, под глазами синяки.

      Он попытался мне улыбнуться, как всегда, но улыбка получилась вымученной. Проведя рукой по лицу, он махнул мне, приглашая в дом. Я вошла следом, хотела что-то сказать, но ком встал в горле, не давая даже вздохнуть.

      – Мне очень жаль, что так вышло… – попыталась я выдавить из себя хоть какие-то слова соболезнования.

      Он кивнул.

      – Хорошо, что пришла, Рика, Тонар будет рад тебя видеть…

      – Так он не… – оборвала я себя, не давая ляпнуть лишнего.

      – Он наверху, сейчас у него лекарь… – заговорил он, и голос его дрогнул.

      Старый несчастный человек, вся жизнь, которого была в сыне, его гордости и опоре. Жена умерла много лет назад, и он растил Тонара один, вкладывая в него всю свою душу. И вот неожиданно в его жизнь ворвалось такое горе, лишая какого-либо будущего.

      Я вспомнила, как он гордился тем, что сына приняли в младший горнизон, как радовался, рассказывая мне об этом… Сердце сжалось от этих воспоминаний.

      – Лекарь сказал, что у него не больше трёх дней… не больше трёх дней, Рика… – он закрыл лицо руками, и плечи его начали подрагивать.

      В этот момент мне хотелось умереть, лишь бы всего этого не было, лишь бы это оказалось только страшным сном.