Свидетель. Галина Манукян

и призрачной виной, парализована ими. Валерий склонился надо мной и, дернув за косу, заставил посмотреть на него снизу вверх.

      – Что, думаешь, красивой фигурки и мордашки достаточно, чтобы богатый идиот раскошелился? Захотела жить в шоколаде?

      – Мне не нужны ваши деньги! – хрипло вскрикнула я, задыхаясь от обиды и негодования.

      – То-то в покупках ты не стеснялась, – он кивнул головой в сторону шкафа и ядовито оскалился.

      Я подскочила, закричала во весь голос:

      – Помогите!

      Он поймал меня и закрыл ладонью рот.

      – В доме никого нет. Только я и ты, – сказал Валерий.

      Обливаясь слезами, я попятилась и, споткнувшись, упала на кровать. Грубый и яростный, он навалился всем телом. Задрал короткое платье и… позволил себе всё, что хотел.

      В пьяном, унизительном, беспощадном насилии, которому не было конца и края, я, зажмурившись, повторяла:

      – Не надо. Не надо…

      Пока не потеряла сознание.

* * *

      Когда я пришла в себя, уже рассвело. Валерий спал прямо на мне, сдавливая тяжестью. Было трудно дышать. В первый момент подумалось, что теперь все равно, дышу ли я. Потому что я была неживой, грязной, пропитанной чужим запахом, будто подобранная на помойке резиновая кукла.

      Без единой эмоции я констатировала, что у Валерия была родинка на бедре – на том же месте, что и у Соны. «Проклятый Матхурава», – мелькнуло в уме, и вместе с мыслью вспыхнули ощущения: ломота в пояснице, ноющая боль в животе, сухость во рту. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Резкий страх, что всё сейчас повторится, заставил меня дернуться, но запястья были примотаны к изголовью кровати. Я попыталась оттолкнуть от себя худощавое, мускулистое тело насильника, испытывая к нему не меньшее отвращение, чем к себе.

      Валерий поднял голову, заспанный и еще хмельной. Увидев мои привязанные, затекшие кисти, бросил:

      – Черт!..

      Он громко сглотнул, встряхнул кудрями, пытаясь понять, что происходит. Затем, нетвердо встал на ноги, натянул штаны и, стараясь не смотреть на меня, принялся отвязывать.

      Все уже было бессмысленно: утро, солнце, вчерашние слова, кармические долги. И страх. Потому что меня больше не было. Я была уничтожена, стерта с лица земли.

      – Ненавижу тебя, скот! – сказала я не своим, погрубевшим голосом.

      Валерий ничего не ответил. Освободив меня, буркнул:

      – Потом поговорим.

      Я потянула на себя сброшенную на пол простыню, валявшуюся рядом с разорванным платьем. Прикрывшись ей, встала и ударила его по лицу наотмашь, со всей силы. Он схватился за щеку.

      – Скот, – повторила я. – Я бы прокляла тебя, но не хочется новые узлы завязывать. Хватит с меня прошлых жизней!

      От второй пощечины Валерий успел отклониться, перехватив мою руку. Рявкнул:

      – Прекрати. Ты сама этого хотела!

      – Чудное оправдание низости!

      Он ничего не ответил и пошел к двери, застегивая на ходу ремень на джинсах. Во мне бурлило негодование:

      – Я разрываю