Сестра! Сестра?. Сью Фортин

не сопротивляться – я выдернула капельницу, я могу себя поранить. И голос Люка. Громкий, но нежный.

      – Ну-ну, малыш, – уговаривает он.

      Давно я не слышала этого ласкового прозвища. Вот так же Люк утешал наших девочек: когда Хлоя плакала над разбитой коленкой; когда Ханна узнала, что зубной феи не существует.

      – Все хорошо, – твердит муж. – Ты в порядке. Все наладится, вот увидишь.

      Я хочу ему верить. Очень хочу, но как? Ведь я совершила ужасное преступление! Тело вновь выгибает дугой, из груди вырывается очередной стон-рыдание.

      Последнее, что я помню, – ощущение холодной жидкости, которая течет мне в руку, бежит вверх по вене, жжет и щиплет. Тело обмякает, окружающий мир гаснет, а мысли уплывают – туда, откуда начался этот кошмар.

      Глава 2

      Шестью неделями ранее…

      В первое мгновенье мне кажется, что вставать на работу не надо. Что сегодня ленивое летнее воскресенье. Стоит поздний сентябрь, но солнце упрямо греет воздух. Легкий свежий ветерок колышет кисейные занавески. Я люблю спать с открытым окном – это дает ощущение свободы.

      Однако сознание медленно пробуждается, и на меня всей тяжестью наваливается реальность. Нет у меня никакой свободы. Особенно сейчас, накануне дня рождения сестры.

      Я льну к спящему Люку, ищу поддержки в прикосновении к другому человеку. Смотрю на часы и громко вздыхаю – сегодня понедельник! Протягиваю руку, отключаю будильник. Зачем я его программировала? В последние дни будильник мне не нужен, ведь сон со мной больше не дружит.

      Я думаю о маме. Подошел сентябрь, и с каждым днем она все дольше смотрит на календарь, молча отмечает время. Чем ближе к двадцать восьмому числу, тем сильнее мамина тревога. Еще сорок восемь часов. Мне пора бы привыкнуть к ритуалу. Все-таки ему уже двадцать лет – чуть ли не вся моя жизнь. Однако чувства, которые ежегодно пробуждает эта дата, всегда застают меня врасплох. Чем старше я становлюсь, тем больше и полнее ощущается потеря сестры, тем острее и глубже рана. Мне больно и за себя, и за маму.

      Я столько лет мечтала о возвращении Элис… Мечтала не только из сочувствия маминому горю, но из эгоизма тоже: вот бы черная туча, нависшая над нами, наконец исчезла! В детстве я не хотела быть сестрой девочки, которую отец повез в Америку да так и не вернул, или дочерью матери, убитой горем. Я хотела быть Клэр Кеннеди. Хотела нормальной, обыкновенной семьи.

      Я до сих пор этого хочу.

      Через полчаса нужно начинать военную операцию по сбору девочек в школу и детский сад. Я прижимаюсь к мужу. Он часто помогает мне избавиться от печалей и тревог – вбирает их, впитывает, и тогда мои чувства текут свободно, ничто их не сдерживает.

      Люк шевелится, я кладу на него руку, нежно обнимаю. Мы прожили восемь лет в браке, родили двоих детей, но не наскучили друг другу. Люк поворачивает голову, целует.

      – Доброе утро, малыш, – с закрытыми глазами произносит он и вновь отворачивается. – Спокойной ночи, малыш.

      – Эй,