Роман Нелюбовича. Олег Велесов

ли не издеваясь надо мной, но голос её хотелось слушать.

      – В некотором роде. Хотя мне больше нравится именовать себя «литератор». Старомодно, но в моём понимании писатель – это тот, кто зарабатывает на жизнь писательством. Пишет все эти бестселлеры и прочее. А я не зарабатываю, поэтому я – литератор.

      – Оригинально.

      – Что вы, какая оригинальность. Обычная дань реальности. Мне бы возможность, так я слово «писатель» вовсе запретил. Что оно, по сути, означает? Что человек что-то пишет. Но, извините, на заборе тоже пишут. Поэтому я бы вернул исконно русское название «сочинитель». Сразу понятно – человек сочиняет.

      – А на заборах не сочиняют?

      Я оценил её иронию.

      – На заборах уже констатация свершившегося факта, к сочинительству это не имеет никакого отношения. То же самое можно сказать в адрес некоторых журналов и газет, особенно настенных.

      – Интересное мнение. А где вы учились?

      – Учился?

      – Ну да. Школа, институт.

      Я уже начал было возвращать себе былую уверенность, но своим вопросом она поставила меня в тупик. Где я учился… У меня весьма богатая учебная биография, начиная с детского сада и заканчивая моей любимой пожарной охраной, но ни одно из образовательных учреждений я не закончил. Хотя вру: армейскую школу я прошёл до конца – все два года.

      – Ну… в школе, допустим, учился. Это имеет значение?

      – В общем-то, нет, если не учитывать того, что вот уже минут пять вам делают знаки, а вы не замечаете. Если бы мои ученики были такие же невнимательные, я бы ставила им двойки.

      Она кивнула в сторону стульев. В первом ряду у окна, полуобернувшись к нам, сидел Геннадий Григорьевич и лёгкими жестами руки пытался привлечь наше внимание. Я кивнул ему приветственно, хотя, признаюсь, мне сейчас было не до редактора и не до его знаков.

      – Вы работаете учителем? – спросил я, вновь поворачиваясь к девушке.

      – Великолепная проницательность.

      – А по какому предмету?

      – Русский язык и литература.

      – Мой любимый предмет. Пригласите меня как-нибудь на урок, с удовольствием поприсутствую.

      – Сейчас каникулы.

      – Тогда после каникул.

      Чем дольше мы говорили, тем меньше мне хотелось, чтобы этот разговор закончился, но, увы, всему приходит конец, и девушка вздохнула:

      – Идите же наконец. Или вам будет плохо.

      – Действительно, – согласился я, – нельзя заставлять ждать редактора газеты, особенно если у тебя есть на него планы.

      Она улыбнулась, но промолчала, а я так и не понял, насколько она оценила мою очередную глупость.

      Лавируя между стульев и уворачиваясь от обращённых ко мне вопросительных взглядов, я добрался до Геннадия Григорьевича.

      – Знал, что вы придёте, – сказал он уверенно и указал на стул рядом. – Садитесь. Специально для вас занял.

      Я сел. Вопросительные взгляды продолжали меня ощупывать. Я положил на колени сумку с ноутбуком, забарабанил по ней пальцами,