Реставратор. Сайфулла Ахмедович Мамаев

волей? Никто и никак не смогли убедить Олежку отказаться от своего творчества. Все, что добились «доброжелатели», это то, что младший Чернов перестал показывать кому-либо свои рисунки, и только все понимающая добрая мама знала, что он продолжает изображать чудовищ. Кто лучше мамы знает своего ребенка? Кто больше мамы верит в него?

      – Мы близко! Мы идем!

      Откликаясь на зов, Чернов машинально открыл глаза. На этот раз подхватился не один Олег.

      – Братва, слышите? – Один из сокамерников поднялся с нар:

      – У мусоров что-то не то происходит.

      – Да ладно, не гони, спать только мешаешь, – раздраженно пробормотал тот, кто ранее вступился за Олега. – Мало ли что они там придумали? Нажрались, вот и…

      Договорить он не успел. В коридоре послышались выстрелы, один, другой, кто-то вскрикнул, стена содрогнулась от сильного удара. Удар повторился, теперь уже ближе. И еще ближе! Они стали раздаваться все чаще, и уже почти рядом!

      В камере уже никто не спал. Всполошенная братва тревожно озиралась. Кажется, только один Олег не вскочил на ноги. Он бы и рад, но не было сил. А удары приближались.

      Арестанты тихонько подкрались к двери.

      – Третья, – уверенно сказал тот, что проснулся первым. – Вован, точняк третья камера!

      Удар.

      – Четвертая! – констатировал арестант.

      Удар.

      – Первая! – Теперь считали уже хором.

      Удар.

      – Вторая!

      Удар.

      – Шестая! – Заорали хором сразу несколько голосов. – Братва, наша следующая!

      Все отпрянули от двери. Кто-то в суматохе споткнулся о ногу Чернова и, матерясь, упал. Следом повалились несущиеся за ним сокамерники.

      Грохот от толчка в дверь был такой силы, что у Олега зазвенело в ушах. На арестантов посыпались куски бетона. Дверь сошла со своего места и опасно наклонилась внутрь камеры.

      А удары не стихали.

      – Эт‑то‑о ч‑ч‑что? – заикаясь, спросил кто-то в глубине камеры. Олег даже не успел заметить, как все оказались там.

      – Землетрясение, – буркнул другой.

      – Тогда это тюрьматрясение! – подал голос следующий сиделец.

      – Ну да, – отозвался еще один. – Дверное.

      – Да хватит вам базлать, остряки нашлись! Ремонт, наверное, начался.

      – Ты чего лепишь, какой ремонт посреди ночи! – прикрикнул тот, кого называли Вованом. – Башкой своей прикинь, кто так ремонтирует? Если бы это был ремонт, нас бы в другую хату завели!

      – Да тихо вы! – шикнул тот же голос, который считал удары. – Слышите, вроде стихло.

      Действительно, в коридоре наступила тишина. Да еще какая! Опасливо поглядывая на дверь, кто-то из самых нетерпеливых подобрался к образовавшемуся пролому. Заглянул и отпрянул. Снова приник к щели.

      – Братва, мусора в натуре замочили, – прошептал он.

      – Гонишь! – не поверил Вован. – Дай я гляну.

      В луче света, пробивавшемся