Нож. Ю Несбё

на нашу идентичность. Мы воспринимаем это нападение как обиду, да, просто невыносимую обиду. И полагаем, что если не ответим адекватным образом, то станем беспомощными, бессильными, утратим мужество, а наше существование лишится основы. Так что предательство, безусловно, может послужить веским мотивом. В восьмой категории есть место для каждого из нас.

      – Так уж и для каждого?

      – У «травматического» убийцы отсутствуют определяющие черты личности, имеющиеся у тех, кто принадлежит к семи первым типам. Именно среди этих преступников, и только среди них, можно встретить людей, читающих Диккенса и Бальзака. – Эуне сделал глубокий вдох и подтянул рукава твидового пиджака. – Так что тебя, собственно, интересует, Харри? Может, спросишь уже прямо?

      – В каком смысле?

      – Тебе известно об убийцах больше, чем всем другим моим знакомым. Ничто из сказанного мною сейчас для тебя не ново.

      Харри пожал плечами:

      – Может быть, мне надо, чтобы кто-нибудь произнес все это вслух, чтобы я смог в это поверить.

      – И во что же именно ты не веришь?

      Харри почесал коротко стриженные, упрямо топорщившиеся белокурые волосы, на которых начал уже появляться налет седины. Ракель сказала, что он становится похожим на ежика.

      – Не знаю.

      – Может быть, все дело в твоем самолюбии, Харри?

      – Каким это образом?

      – Разве не очевидно? Тебе дали дело, которое кто-то уже раскрыл. Теперь ты хочешь отыскать что-нибудь этакое, что посеет сомнение, докажет: Харри Холе видит то, чего не заметил никто другой.

      – А даже если и так? – сказал Харри, разглядывая огонек сигареты. – Вдруг я и впрямь родился с великим талантом следователя и у меня постепенно развились инстинкты, которые я сам не в силах проанализировать?

      – Надеюсь, ты сейчас шутишь.

      – Вроде того. Я изучил протоколы допросов. Муж, судя по его ответам, похоже, и впрямь пережил серьезную травму. Но потом я прослушал записи. – Харри смотрел прямо перед собой.

      – И что?

      – Возникает ощущение, что он скорее испугался, а не смирился. Признание – это смирение. Потом бояться уже больше нечего.

      – Но ведь еще грядет наказание.

      – Для него наказание уже наступило. Унижение. Боль. Шутка ли – увидеть, как любимый человек погиб от твоей руки. А тюрьма – это изоляция. Тишина. Рутина. Покой. Она должна восприниматься как облегчение. Возможно, причина в дочери, и он беспокоится о ней.

      – Или о том, что после смерти будет гореть в аду.

      – Он и так уже горит.

      Эуне вздохнул:

      – Я повторю свой вопрос: чего ты, собственно, хочешь?

      – Я хочу, чтобы ты позвонил Ракели и объяснил, что она должна вернуться ко мне.

      Столе Эуне широко распахнул глаза.

      – А вот это была шутка, – сказал Харри. – На самом деле я хочу проконсультироваться со специалистом. У меня сегодня случилось учащенное сердцебиение и приступ страха. Нет, не так… Мне снилось… что-то. Я не могу разглядеть, что это, но сон без конца возвращается.

      – Наконец-то