Драма 11. Барталомей Соло

вид, что работают и что-то производят. Вот здесь и есть та самая Великая и Непобедимая, и мой дядя показывал ее такой, какой она была на самом деле.

      Пропавшую девочку звали Таня, она была из детского приюта «Лазурный Сад», из того самого, который считался в этих краях одной из трех достопримечательностей. В приют, согласно информации, которой меня снабдил дядя Анджей, она попала в годик после того, как мать так и не прошла реабилитацию от наркозависимости да и вышла из окна на одиннадцатом этаже, не попрощавшись. Отца никто не нашел, и малышку забрали власти Екатеринбурга, затем перенаправили в «Лазурный Сад», приют, где имелось свободное место. А теперь Таня исчезла, и мне, как голодному до сенсаций журналюге, рвущемуся показать всю изнанку таинственной русской глубинки, событие сие показалось преотличным поводом. О, сколько перспектив открывала эта пропажа! Тут тебе и психиатрическая больница под боком, и приют, и две соседствующие вымирающие деревни – ах, какой чудный зачин! А вокруг – лесная глушь, концентрация промилле в крови у крестьян зашкаливает, и со скуки жители Большой Руки дают волю своим животным порывам. Да, четвертая премия была мне обеспечена.

      Мотор «Волги» ревел, Иванушка-водитель замечтался, забыв переключить передачу. Мы мчались по пустынной улице Большой Руки, которая носила название «Гагарина». Меня укачивало на заднем сиденье, и я в трясущемся советском салоне с любопытством изучал эту богом забытую дырень. За машиной носились дворовые собаки и мальчишки с палками. На завалинках у дома сидели высохшие мужики, распивая самогон, а рыхлые бабы их занимались домостроем – развешивали белье, выхлопывали ковры, пололи огород. Разруха была в каждом доме, в каждой голове, позвольте перенаправить к классику. Я порядком заскучал от однообразия пейзажей, запахов и звуков, но мы приехали к месту назначения, и я взбодрился, предвкушая интереснейшее продолжение дня. На старом, еще досоветском здании я заметил покосившуюся выцветшую надпись «Милиция». Здание это скорее напоминало какой-то водочный ларек с поцарапанными решетками на окнах, облупившейся штукатуркой на фасаде и мотоциклом с люлькой на стоянке у крыльца. Все четверо, что терлись у входа, взбодрились, когда на горизонте замаячила «Волга». Засуетились.

      – Ну, бывай, – бросил я Ивану, выходя из автомобиля. – Приедешь через пару часов. Если что-то в повестке изменится, я позвоню.

      – Хорошо, Илларион Федорович, – кивнул извозчик и был таков.

      Уверенной аристократической походкой я направился к зданию из позапрошлой эпохи, приблизился к четверке замерших в предвкушении обывателей и принялся с любопытством их изучать. Сперва мой взгляд пал на лысеющего пятидесятилетнего капитана полиции, который был здесь, судя по всему, главным. Редкие его волосы уже в отдельных местах окрасились сединой, синяя форма была измятой, протертой и давно утратила соответствие размерам этого растолстевшего полицая. Лоб капитана был наморщен,